Маленькие электростанции по всей стране, космическая энергия, падающая на Землю "манной небесной". Кто знает, не будет ли она продаваться в магазинах в "расфасованном виде".
Планер закрепили на крыше фургона. Набатников сердечно попрощался с колхозниками и вместе с Мейсоном и Бабкиным сел в машину. Бабкина опять посадили впереди. Глядя на черную и блестящую, будто сапожными щетками начищенную дорогу, Тимофей заскучал по дому. Надоело ездить. У Димки другой характер, он непоседа. Интересно, куда его пошлют после этой командировки? Все ничего, но ведь опять встретится какая-нибудь Римма. Не везет парню. И лишь сейчас Бабкин вспомнил, что второпях не успел прочитать ее письмо как следует. Он даже не понял, почему оно адресовано ему, а не Димке? Опять какой-нибудь ловкий ход.
Ошибался Тимофей. После всего того, что произошло, Римма не могла писать Вадиму, но у нее оставалась крохотная надежда на Бабкина - может быть, он замолвит за нее словечко перед Дерябиным или кем-нибудь другим из начальства, чтобы ее опять устроили в лабораторию. Вернувшись в НИИАП, Медоваров сразу же подписал приказ об увольнении Риммы "за халатность и нарушение трудовой дисциплины". Зачем тащить за собой "хвост", который может повредить на новой работе?
Так кончилась "научная карьера" Риммы. Пришлось поступить официанткой в ресторан, где она часто бывала с Петром, где ее однажды встретили Нюра и Поярков. Там она любила танцевать.
"...А сейчас не потанцуешь, - писала Римма. - Так набегаешься за вечер, что ног совсем не чувствуешь. Теперь я ненавижу танцы, ненавижу грязные тарелки, придирчивых посетителей, жалкие чаевые. Всех, всех ненавижу. Особенно Аскольдика, он как прилетел с курорта, все время надо мной издевался. А вчера в ресторан не пришел - отца, говорят, арестовали за взятки. Теперь Аскольдик будет приключенческими книжками спекулировать. Он и раньше этим занимался. Ловкий мальчик - проживет".
Тимофей дочитал письмо и вздохнул. Спутники, ракеты, летающие вокруг Солнца, "Унион", дороги к звездам... Время-то какое необыкновенное!.. Но когда же на земле переведутся пакостники и ловкачи?
Он бы мог долго размышлять на эту тему, сетовать, что, мол, многие из нас чересчур благодушны, что нет настоящей непримиримости к подобным делам, однако его отвлек разговор Мейсона и Набатникова.
- Вы знаете, мистер Набатников, о чем я все думал, когда смотрел на вашу серебряную птицу? - издалека начал Мейсон, вынимая портсигар. - Разрешите курить?
Получив согласие, Мейсон нажал кнопку зажигалки и, затягиваясь сигаретой, продолжал:
- Я вспомнил черный орел. Две птицы, но какие разные! Одна грязный шпион, другая несет свет, радость... Я видел здесь счастливых людей. Они радовались, что получили свет неба... Скажите, мистер Набатников, вы верите в то, что это не просто удачный эксперимент, и ваша птица может так очень точно сесть в любом месте?
- Да, конечно. Но для этого нужен маленький радиомаяк. То есть надо попросить эту птицу прилететь туда, где ее ждут.
Мейсон помолчал, нервно потушил сигарету и всем корпусом повернулся к Набатникову.
- Но птица может принести не аккумулятор, а водородную бомбу?
- Не знаю. Этим вопросом я не интересовался. Да и к тому же, в случае необходимости, можно использовать межконтинентальную баллистическую ракету. У нее побольше нагрузка.
Обладая достаточным тактом, Мейсон не расспрашивал о тех или иных технических подробностях в конструкции "Чайки", о том, как устроена катапульта в "Унионе", чтобы выбрасывать их одну за другой. Его интересовала, если так можно выразиться, общая постановка вопроса.
- Насколько я понимаю, - вновь заговорил он, - ваша птица может очень точно сесть в любое место Нью-Йорка, Вашингтона или какого-нибудь другого города?
- Да что вы говорите! - не смог сдержать улыбки Набатников. - Соединенные Штаты на одном из первых мест в мире по выработке электроэнергии. Там есть Ниагара, множество других рек, страна богата нефтью. Так неужели Нью-Йорку или любому американскому городу потребуется сравнительно ничтожная энергия нашей птички? К тому же ее никто и не просит.
Мейсон тяжело вздохнул.
- Есть люди, которые очень просят. Их можно видеть в Пентагоне, на Уолл-стрите. Я этого очень не хочу.
Бабкин хоть и плохо понимал по-английски, но в данном случае до него дошел даже подтекст. От себя бы он добавил, что этого не хочет не только владелец маленькой фирмы Мейсон, но и Набатников, Багрецов - никто из честных людей на всей планете.
Неужели это так трудно понять и сделать разумные выводы?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В ней снова возникают нерешенные вопросы, и самый
главный из них - могут ли метеориты лететь от Земли в
космос?
В последний вечер перед отлетом Поярков и не предполагал, какое серьезное обязательство он взял на себя. Да, конечно, это все сентиментальная чепуха посмотреть на звездочку, о чем его просила Нюра. Но ведь он обещал. До чего же нелепо складывается жизнь! Первая ничтожная просьба любимой, а выполнить ее он бессилен. В небе оказалось столько звезд, они сидели прямо друг на друге, так что определить, какая здесь Нюрина, было совершенно невозможно. Вот что значит не подумавши обещать. Может быть, именно в эту минуту Нюра смотрит на свою мерцающую звездочку, а он бессмысленно шарит глазами по Вселенной.
Думалось об этом с иронией, а в сердце было тоскливо и холодно. Хоть бы дело какое найти... Впрочем...
- Оказывается, на нашу долю остались еще испытания, - сказал Поярков, обращаясь, к Вадиму.
- Например?
Поярков открыл стенной шкафчик, вытащил оттуда пластмассовую бутылку и поднес остроконечную пробку ко рту. Материал, из которого была сделана бутылка, оказался податливым, как резина, - стоило только надавить, и оттуда брызнула струйка лимонного сока.
- Теперь, говоря научным языком, будем делать глотательные движения, иронизировал над собой Поярков. - И тем самым проверять субъективные ощущения в условиях невесомости... - Он сделал несколько глотков и поперхнулся. Ничего, привыкнуть можно. Запиши, пожалуйста: "Легкое щекотание в горле". Щекотание по телеметрии не передается.
Вадим поймал карандаш и с сомнением посмотрел на Пояркова:
- Как-то неудобно начинать с этого.
- Но ведь ты же отказался от лирики. Происшествий тоже никаких нет. Ничего, ничего, записывай. Врачам это важно.
Волнение мешало Вадиму плотно позавтракать перед отлетом, а сейчас все это прошло и появилось вполне земное и недвусмысленное ощущение пустоты в желудке.
Примитивные приспособления успешно решают задачу питания в космосе, где можно обходиться без ножей и вилок, хотя они и считаются одним из признаков культуры.
Полужидкая пища вроде паштетов заключена в тюбики, какие-нибудь куриные котлеты, похожие на эскимо. Никаких хозяйственных хлопот: не надо резать хлеб, намазывать его маслом... Короче говоря, все было предусмотрено. Вадиму подумалось, что даже гоголевский Пацюк, кому галушки скакали прямо в рот, остался бы доволен.
Несомненно, что в этом деле участвовали не только конструкторы и специалисты,
занимающиеся
вопросами питания космонавтов, но и врачи-диетологи. Они учитывали индивидуальные вкусы как Пояркова, так и Багрецова. Но все же не обошлось без промахов. Димка, по выражению Бабкина, "сладкоежка", и почему-то у него была привязанность к лимонным вафлям. Врачи разрешили взять одну пачку. Психотерапия, то, другое, третье. Пусть берет, если хочет.
И вот после завтрака Багрецову захотелось сладкого. Он вытащил из шкафчика пачку любимых вафель и уничтожил начисто. Обертку Вадим предусмотрительно запихал в автоматически закрывающийся ящик для мусора, но вскоре почувствовал, что у космической невесомости есть еще и мелкие не предусмотренные им неприятности.
Представьте себе, что вы заперты в маленьком чуланчике, которым по существу являлась кабина "Униона", и вдруг в ней оказалось множество мух. Они летают перед глазами, щекочут ноздри, забираются в рот. Всему этому есть абсолютно научное объяснение. Но от него ни Вадиму, ни Пояркову не легче. Сухие вафли рассыпались на мелкие крошки, чего Вадим не замечал, и крошки эти начали плавать в кабине. Ничтожное колебание воздуха - потянешь носом, вздохнешь - и невесомые острые частицы летят к тебе.