Это было полной неожиданностью для Набатникова.
- Что говорят специалисты?
- Разводят руками, - огорченно сказал Дерябин, и глаза его сердито сверкнули из-под очков. - Доказывают, что теоретически это возможно, но практически сомнительно. Правда, поверхность "Униона" достаточно велика, а потому вероятность встреч с метеоритами возрастает.
- Но ведь даже маленькие метеориты оставляют за собой ионизированный след. Хоть это обнаружили?
- Нет. Тут происходит какое-то странное явление. Видимо, Поярков не хочет во второй раз встречаться с метеоритами, превратившимися в спутники.
- О таком превращении я что-то не слышал. Еще одна тайна природы?
Дерябин рассеянно потрогал колючие усы.
- Не слишком ли часто мы на нее ссылаемся?
- А чем ты докажешь обратное?
- В том-то и дело, что это пока гипотеза.
Помедлив, Набатников наконец решился:
- Гипотеза или тайна, но орбиту придется изменить... Действуй, Борис.
Через несколько минут, убедившись, что операция прошла благополучно, Дерябин возвратился к Набатникову.
Он следил за полетом "Униона" по контрольным приборам и экранам. На одном из них, где горели сигнальные точки, Набатников задержался взглядом.
- Кроме этого, никаких особых повреждений не замечено? - спросил он недовольно.
- Техника вся в порядке. Самочувствие экипажа... - Борис Захарович запнулся и огляделся по сторонам, - ...ну, в общем, так сказать, хорошее. Только вот с Тимошкой. - Он махнул рукой. - Идемте... Сами увидите.
В зале, где хозяйничали биологи, повисла настороженная тишина. Все были удручены и даже несколько обижены, что из-за простой случайности один из важнейших экспериментов оказался незавершенным.
На экране, к которому сейчас подошел Набатников, виден был одноглазый пес, добрый друг и помощник человека. В последние смертные свои минуты он, как рассказывают, тянулся к репродуктору, откуда слышал успокаивающий человеческий голос.
А голос этот дрожал. Почему? Ведь молодой ученый, тот, кому пришлось успокаивать Тимошку, не раз снимал с операционного стола трупы собак, над которыми проводил опыты во имя жизни людей. Но сейчас было другое. Всякий понимал, что в космической пустоте без воздуха не сможет существовать живое существо. Метеорит пробил стенки Тимошкиной камеры, и "одноглазика", как его ласково называли, не стало.
Набатников с грустью смотрел на плавающий в пустоте окоченевший труп, где у самой морды, будто дразнясь, кружился кусок сахара. Не успел его поймать Тимошка.
Возможно, лишь в эту минуту за все время полета "Униона" у Набатникова проснулось нечто вроде страха. Теоретические расчеты, экспериментальные данные - все это говорило, что метеорная опасность ничтожна, и вот вам в первом же мало-мальски длительном полете первая жертва. Судя по всему, метеориты были маленькие, такие легко сгорают даже в верхних слоях атмосферы. Но почему они попали в орбиту "Униона"? Значит, далеко еще не все изучено.
Сейчас Афанасий Гаврилович уже серьезно опасался не только метеоритов, но и всяких других неожиданностей. На ближайшей к Земле орбите, куда потом спустился "Унион", уже заметно сопротивление среды, и, хотя расчеты показывали, что его оболочка будет нагреваться в допустимых пределах, все же надо проследить за малейшим отклонением от орбиты, чтобы он не попал в более плотные слои атмосферы.
Неприятно, конечно, но пришлось сообщить в Москву о первой неудаче. К сожалению, она оказалась не последней.
* * * * * * * * * *
Нюра работала в центральном зале, куда поступали основные телеметрические показатели с "Униона". Сейчас она расшифровывала записи, определяющие электрические свойства новых аккумуляторов АЯС-15. За них можно было не беспокоиться, так же как и за общие испытания "Униона". Вполне понятно, что Нюра, как и многие другие сотрудники, ничего не знала о радиограмме Пояркова, о причинах, почему "Унион" переместился на другую орбиту. И все же, когда Набатников появился в дверях, стоило лишь Нюре взглянуть на него, как она сразу поняла, что случилось нечто серьезное.
А потом об этом узнали все. Светящаяся точка "Униона" быстро пересекала экран по диагонали.
Глядя на экран остановившимися глазами и чувствуя удары своего сердца, Нюра не могла вымолвить ни слова.
- Снижается? - услышала она голос Набатникова, и Борис Захарович коротко ответил:
- Да.
Что могла понять Нюра? Вслушиваясь в напряженную тишину, всматриваясь в окаменевшее лицо Бориса Захаровича, она догадывалась, что это почти катастрофа.
Так думали и другие. Испытания были рассчитаны на трое суток, и вдруг неизвестно почему "Унион" начал снижаться. Об этом последовательно сообщали контрольные пункты. Но самое страшное, что Дерябин даже не пытается возвратить "Унион" на свою орбиту. Что же там случилось?
Набатников и Дерябин ушли на пункт управления. Тянулись долгие минуты, однако, судя по точке на экране, "Унион" спускался к Земле. Это же видели инженеры, обслуживающие аппаратуру радиотелеуправления. Если бы они не были заранее предупреждены, то могли бы удивиться, как это при сильном боковом ветре и без всяких корректирующих сигналов с Земли "Унион" точно следует заданному курсу на юг.
В какой-то мере это успокаивало Набатникова. Значит, с Поярковым ничего особенного не случилось, если он может управлять "Унионом". Последние телеметрические показатели его самочувствия были приняты сравнительно давно, во всяком случае до резкого снижения "Униона". Тогда и Поярков и Багрецов чувствовали себя хорошо.
А как сейчас? Все механизмы "Униона", все его приборы были в полном порядке, об этом свидетельствовали радиограммы контрольных пунктов. Но там не могли принимать голоса человеческого сердца.
Набатников прошел в лабораторию, где этот голос записывался. Ползет шелестящая лента. Вот прежняя зубчатая кривая Пояркова, вот - Багрецова. Скоро, когда "Унион" прилетит поближе, опять появятся зубчики. А вдруг они выровняются, погаснут и замрут в прямой безжизненной линии?
Отгоняя эти мысли, Набатников убеждал себя, что если бы такое случилось, то "Унион" не мог бы точно держать курс. Значит, ведет Поярков. Но он там не один. Неужели беда с Багрецовым? А иначе зачем идти на посадку?
Из кабинета послышались продолжительные звонки междугородной. Набатников решил, что вызывает Москва. Несомненно, там беспокоятся. Но как им ответить?
Да, действительно, звонок был из Москвы. Набатникова предупредили, что с ним сейчас будут говорить. В трубке было слышно только тяжелое дыхание Набатникова. Он ждал.
- Афанасий Гаврилович? - спросил солидный мужской голос, и, когда тот подтвердил, посыпалась скороговорка: - С вами говорят по поручению редакции научно-популярного журнала...
- Кто говорит?
- Пирожников. Мы бы хотели знать ваше мнение по поводу "космической брони" Валентина Игнатьевича Литовцева. Мы даем подборку о работах его лаборатории. По нашим сведениям, "космическая броня" успешно выдержала высотные испытания...
- Откуда у вас эти сведения?
- Есть материалы, фотоснимки. Мы ожидаем, что в ближайшие дни появится сообщение об успешном полете "Униона", так вот, нам хотелось бы дать в очередном номере...
- Но мы-то здесь при чем? - рассердился Набатников. - В "Унионе" были два окошка из этой вашей брони. Потом их выбросили. Можете так и написать.
- Здесь какая-то ошибка. О работах Валентина Игнатьевича писали не раз. А сейчас, когда осваивается космос, его изобретение...
- ...ни черта не стоит, - уже не мог сдержаться Набатников. - И это не мое мнение, а ведущего конструктора.
- Могу я с ним переговорить?
- Не можете. - И Афанасий Гаврилович бросил трубку.
Потом он ругал себя за грубость, что дал волю чувствам, но в ту минуту, когда решалась судьба людей и того же Пояркова, с которым действительно нельзя было переговорить, рекламные трюки изобретателя "космической брони" казались невыносимыми.
Следователь предупредил Афанасия Гавриловича, что Медоваров избегал телефонных звонков Литовцева, боялся его и горько раскаивался, что помогал ему "в реализации изобретения". Вот почему изобретатель ничего не знал о неудачных испытаниях иллюминаторов. Надо полагать, что звонок Пирожникова был не случаен и подготовлен самим Литовцевым. Но разве к этому доктору наук можно предъявить хотя бы какие-нибудь претензии? Он чист перед судом и даже перед богом, в которого тайно верил.