Оставались считанные дни до полета "Униона", а Набатников все еще ничего не говорил Багрецову о том, что вопрос о нем уже разрешен.
Зачем раньше времени волновать парня? Будет ждать, нервничать. Не лучше ли сказать накануне, чтобы он поменьше мучился нетерпением?
Афанасий Гаврилович не сомневался в Багрецове. Ясно, что тот не откажется. Вот почему только за день до отлета Вадим узнал о своей необычной командировке. Разговор происходил в кабинете.
- Согласен? - спросил Афанасий Гаврилович.
Вадим нервно поправил галстук.
- Я давно был согласен и сказал об этом.
- Знаю. Но ведь и Семенюк, или, как вы его зовете, Аскольдик, тоже рвался в космос. Мальчики - народ увлекающийся, - подтрунивал Набатников, но, заметив обиду на лице Вадима, сразу посерьезнел и крепко обнял его. - Прости за сравнение... Ты поймешь меня без пышных слов. Дело ответственное, рискованное... Но тебе его можно доверить.
- Спасибо, - Вадим низко склонил голову.
Он еще не мог разобраться в том смятении чувств, что обуяло его, боялся, что хлынут они наружу и это действительно будет мальчишеством, как уже намекнул Афанасий Гаврилович.
Набатников понимал Вадима, и ему не показалась странной та сдержанность, с которой он принял столь волнующее известие. Но парню надо дать опомниться, пусть поразмыслит на досуге, и Афанасий Гаврилович встал, как бы давая этим понять, что его ждут другие дела.
- О твоих обязанностях в полете мы еще поговорим. А пока я должен предупредить о соблюдении полной секретности. Никому ни слова.
Вадим вспомнил о матери. Она не знала даже о первом его полете - ничего не писал, чтобы не беспокоилась, - вспомнил о друге своем Тимофее и в сомнении спросил:
- Бабкину тоже нельзя сказать?
- До твоего возвращения.
- Спасибо, - уже невпопад повторил Вадим и, пожав протянутую Набатниковым руку, вышел из кабинета.
Оставшись один, Афанасий Гаврилович резко выдвинул ящик стола, достал оттуда фотографии, на которых были сняты иллюминаторы "Униона", и задумался. Вероятно, сегодня ему предстоит не очень приятный разговор с Аскольдом Семенюком. Вот ведь, казалось бы, парень как парень, отец его работал где-то по снабжению, потом с большим трудом добрался до поста директора промкомбината. Ничего особенного - зарплата среднего служащего, не то что у матери Багрецова. У нее множество научных трудов, деньги порядочные. И у нее только один сын, больше никого нет. Могла бы побаловать как следует. А вышло наоборот: Димка вырос трудолюбивым и честным, а Семенюк-младший оказался не только бездельником, но и просто паршивцем, если не сказать большего. В чем же тут дело? Кто виноват?
Афанасий Гаврилович до сих пор не мог успокоиться из-за этой проклятой кинопленки, которая по милости младшего Семенюка и Медоварова попала в чужие руки. Как теперь уже стало известно, ее копия оказалась за рубежом. Но что в ней там нашли интересного? Семенюк снимал только иллюминаторы. Это было точно доказано, и по существу за помощником фотолаборанта никакой особой вины не числилось. Он выполнял распоряжение Медоварова.
Из разговора со следователем Набатников узнал, что Аскольда Семенюка не вызывали, а ограничились беседой с Медоваровым, которому было предъявлено обвинение в притуплении бдительности и использовании служебного положения. Он не имел права принимать частные заказы и приказывать помощнику лаборанта фотографировать иллюминаторы Литовцева для какого-то журнала.
Сейчас, рассматривая фотографии, переснятые с кинопленки, Набатников припоминал свой недавний разговор со следователем.
- Да ведь это нижние иллюминаторы, - доказывал Набатников. - А те, что сделаны из "космической брони", были наверху.
- Вполне возможно, - согласился следователь. - Но сущность дела от этого не меняется.
- Я тоже так думаю. Однако что-то мне здесь не нравится. Возможно, Семенюк ошибся... А если здесь другая причина?
Следователь помолчал и сказал откровенно:
- Не знаю почему, но меня предупредили, чтобы Аскольда Семенюка пока не тревожить.
- Вряд ли он связан с иностранной разведкой. Молод и глуп.
- По глупости тоже бывает. Но в данном случае это исключено: Мы проверяли... А ваши опасения я понимаю... Специальная техника. Хорошо бы вы сами выяснили насчет иллюминаторов... Если это вас не затруднит.
- Пустяки, - отмахнулся Набатников. - Люди меня интересуют не меньше иллюминаторов. Любопытно познакомиться поближе. Говорят, что мальчик где-то здесь отдыхает от трудов праведных.
- Так точно, - подтвердил следователь. - Он должен сюда заехать - позабыл отметить командировку. Медоваров потребовал. Перед сдачей дел хочет, чтобы вся отчетность была в порядке.
Набатникова удивило это странное совпадение, но ведь с Толь Толичем был уже серьезный разговор и, вероятно, ему подсказали, как поступать дальше. А Набатникову подсказывать не нужно, он сделает все возможное, что от него зависит.
* * * * * * * * * *
Аскольдик приехал именно в тот день, когда его и ожидали. Зайти к директору института? Пожалуйста! И ни тени удивления. Наконец-то Набатников пожелал извиниться? Ведь неудобно, когда люди приезжают в командировку, а им от ворот поворот. Вероятно, подействовала жалоба, которую тайком от Толь Толича подписали три аспиранта. Разве так можно относиться к молодым кадрам? Накрутили, видно, Набатникову хвост. Теперь лебезит, заискивает перед молодежью.
"Ну, ясно!" - подумал Аскольдик, когда, предложив ему кресло, Набатников начал разговор издалека. Спрашивал, как отдохнул молодой товарищ - уже успел загореть, - интересовался киносъемкой, как она получается?
- Спасибо, Афанасий Гаврилович, - вежливо ответил Аскольдик. - Получается. На цветную снимал... Да что вы! Не в первый раз. Освоена... А места здесь вполне приличные. Хочу осенью опять подъехать. Недавно "Волгу" получил.
- Выиграли в лотерее?
- Что вы, Афанасий Гаврилович! Купил на свои кровные... То есть не совсем на свои, - заметив удивленный взгляд Набатникова, поправился Аскольдик. Папан у меня добрый. Помог.
- Это приятно. Анатолий Анатольевич очень хорошо о нем отзывался. Кстати, а вы знаете, сколько стоит "Волга"?
- Конечно.
- Отец ваш директор производственного комбината? Так, кажется? Ковры, дорожки... Не помню, что-то мне говорил Анатолий Анатольевич. Зарплата его вам известна?
- Примерно, - нехотя ответил Аскольдик.
- Вы извините меня, товарищ Семенюк, за любопытство. Возможно, вам посчастливилось? По займу выиграли? Нет? Тогда, может быть, дача в наследство осталась? Отец решил сделать вам подарок и продал ее за ненадобностью?
- При чем тут наследство? - обиделся Аскольдик. - Дачу сами построили и продавать ее пока не собираемся.
Афанасий Гаврилович взял со стола счетную линейку и протянул ее Аскольдику:
- Видимо, я совсем позабыл арифметику. Проверьте, пожалуйста. По моим расчетам, ваш папа должен работать два года, чтобы купить "Волгу". Но ведь пить-есть тоже надо. Мама не работает, а вашу зарплату всерьез принимать нельзя. Она почти целиком уходит на содержание машины и ваши личные потребности. Математический парадокс.
- Я не математик, Афанасий Гаврилович, - лениво произнес Аскольдик, кладя линейку на стол. - И, откровенно говоря, этим вопросом никогда не интересовался.
Набатников чуть не стукнул кулаком по столу. Не интересовался? А сюда прилетел с блокнотом, хотел выпускать сатирический листок, любопытствовал, спрашивал, нет ли бракоделов среди ученых, выискивал сплетни, дотошный до всякой ерунды... А что творится дома, его, видите ли, не интересует. Но самое главное, что тут он искренен. Он всегда в стороне. И, к сожалению, так нередко бывает. Развернешь газету, читаешь: "Из зала суда". Опять проворовался какой-нибудь завмаг. Построил себе дачу за огромные деньги. А откуда у него деньги - никто раньше не спрашивал. Равнодушные доброхоты отводили ему участок, подписывали всякие бумаги, продавали стройматериалы, помогали рабочей силой... А ведь стоило только прикинуть в уме общую сумму его многолетней зарплаты и примерную стоимость дачи, как дело уже можно передавать в прокуратуру. До каких же пор мы будем оправдываться пережитками капитализма? Почему мы слепо закрываем глаза и ждем естественного и обязательного конца, что жулик обязательно попадется? Неужели так мало значит профилактика?