Госпожа лишь махнула рукой:
— Будущее страны... Неужели ты серьезно думаешь, что Англия и Америка заключат сепаратный мир с Венгрией? Мы с тобой прожили в Англии четыре года, и, как я посмотрю, ты так и не разобрался в англичанах. Конечно, коммунистов они не любят, однако какая-то совесть у них все-таки есть. Прав Геза Бернат, дорогой Аттила, да-да, Геза безусловно прав. Эту войну они пройдут до самого конца, но мир с нами или с Германией заключат только вместе с русскими. Геза говорил, что если они сокрушат фашизм, то сразу же после этого начнут проводить антисоветскую политику. Это более вероятно, чем надеяться, что англичане сбросят на Венгрию своих парашютистов и те захватят всю страну. Я даже не знаю, у какого сумасшедшего могла родиться в голове такая идея. Так неужели же я должна жертвовать собственным сыном ради такой безумной идеи? Никогда, Аттила. А что касается твоей личной судьбы, то ее я разделю с тобой до конца.
Хайду погрузился в собственные мысли. Еще несколько недель назад он наконец понял, что его стратегические предположения, которые он вынашивал в голове, не подтвердятся. Он рассчитывал, что англосаксы высадятся где-нибудь в Греции, а затем, двигаясь в северном направлении, выйдут в бассейн Дуная. Вот тогда-то и они начнут действовать, однако союзники что-то запаздывали с этой высадкой, а Советская Армия тем временем осуществляла крупное наступление по всему фронту.
— Если с Чабой что-нибудь случится, — тихо проговорила Эльфи, — я этого не переживу, да и не захочу пережить.
— Беда с ним случится только в том случае, если он попытается организовать Милану побег.
— Тогда нужно помешать ему сделать это.
— Помешать? А как? Ты же сама сказала ему, чтобы он действовал по велению собственной совести. Поговори с ним. Тебя он послушается. Уговори его выполнить мой приказ. — Генерал неожиданно оживился: — Эльфи, дорогая моя, поверь мне, что единственный выход для всех нас — это если Чаба умертвит Милана. Более того, тем самым он избавит этого несчастного от мук, которые ему придется перенести в ближайшем будущем. Он только сократит страдания Радовича. — Генерал заговорил быстрее обычного: — Когда Радовича не будет в живых, члены нашего движения активизируют свою деятельность и спасут страну. Эльфи, дорогая, поговори с ним!
— Хорошо, — сказала генеральша вставая, — я поговорю с ним. Я попробую убедить его в том, чтобы он не организовывал Милану побег. Однако и убивать его он не будет. Чаба — врач, и пусть он занимается тем, чем должен заниматься, а ты извести своих друзей об опасности, которая им грозит. Вот все, что мы с тобой, Аттила, можем сделать.
Хайду выпустил руку жены, отошел от нее на несколько шагов и выпрямился. Теперь он снова был похож на полководца, по приказу которого на верную гибель пойдут тысячи, десятки тысяч солдат. Он их, конечно, жалел в глубине души, но он должен подавить в себе эту жалость, заглушить еще жившие в нем человеческие чувства, так как победу можно одержать отнюдь не жалостью, а лишь в бою, бой же, как известно, обязательно требует жертв. Возможно, что придется пожертвовать даже собственным сыном. Эльфи, конечно, можно понять, она еще полностью не смирилась с гибелью брата. И в ней сейчас говорит не здравый смысл, а горе, которое она пережила, в противном случае она не посоветовала бы сыну действовать по велению совести. Сейчас же она опасается за собственную жизнь, хотя речь идет вовсе не об этом.
— Эльфи, я хотел бы, чтобы ты верила мне.
— Я верю тебе, Аттила. Конечно, я тебе верю.
Осанка генерала и его голос стали какими-то торжественными.
— Если бы от поведения Чабы зависела лишь моя собственная жизнь, моя дорогая, если бы признание Радовича представляло опасность для меня одного, клянусь тебе как перед господом богом, я сам бы во всем признался. Ты говоришь, что ты мать Чабы, но ведь и я ему не чужой: я его отец. К тому же я тоже прекрасно разбираюсь в том, что такое долг. Однако вопрос стоит вовсе не так: Чаба или я? Радович назовет на допросах не только мое имя, а, как мне кажется, выдаст по крайней мере человек двадцать — это мои боевые друзья, за которых я несу ответственность.
— Меня интересует лишь мой сын.
— Тогда почему же ты хочешь его гибели? Бегство Радовича — дело невозможное. Чаба не имеет никакого опыта в организации таких дел, он, безусловно, провалится. А чего он достигнет этим? Кого он спасет? Никого, лишь погубит самого себя. Будет проще, если он пустит себе пулю в лоб. Эльфи, дорогая моя, позови его домой и поговори с ним. Не разрешай ему совершать такой безумный шаг.
Спустя несколько минут Эльфи позвонила Андреа.