— Разговор будет о Чабе, о твоем друге, можно сказать, о твоем брате.
— Не случилось ли с ним какой беды?!
— Пока еще нет. Но если мы ему не поможем, то... — Угроза, нависшая над сыном, показалась в этот момент матери настолько серьезной, что слезы застлали ей глаза и она неожиданно обессилела.
Генерал взял руку жены в свои руки и поцеловал ее:
— Пока ничего не случилось, моя дорогая. Эндре поможет нашему сыну.
— Тетушка Эльфи, видит бог, я сделаю все. Скажите, что я должен сделать, и я все сделаю, только, ради бога, не плачьте.
Генеральша вытерла слезы батистовым платком, однако рыдания мешали ей говорить. А генерал решил, что настало время говорить не какими-то намеками, а прямо и честно.
— Ты знаешь, что мы оба евангелисты и, следовательно, исповеди, как таковой, у нас нет, — вымолвил генерал.
— Так-так, дядюшка Аттила.
— Однако есть вещи, о которых священник не имеет права говорить никому. — Эндре кивнул в знак согласия. — Сын мой, — тихим, но по-военному решительным голосом продолжал генерал, — то, что ты сейчас услышишь, тайна. О ней известно только нам и господу богу. Наш Чаба намерен помочь Милану бежать. Нужно помешать ему сделать это. Тебе надо разыскать Чабу и объясниться с ним.
В наступившей тишине было отчетливо слышно частое дыхание священника.
— И что же я ему должен сказать? — почти со стоном спросил священник.
— Скажи, чтобы он выполнил мой приказ и отказался от своих намерений...
Эндре чувствовал себя не в своей тарелке: он охотно бы расплакался. «И зачем только мне рассказали об этом ужасе? Что же я буду делать, если Эккер станет меня расспрашивать?.. С какой радостью я уходил из этого дома вечером: я мог спокойно доложить профессору о том, что генерал не доставит ему никаких неприятностей, да и самого бы меня не мучила совесть. То же, что я услышал сейчас, просто-таки ужасно...»
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. В голове Эндре бились слова генерала: «Скажи, чтобы он выполнил мой приказ...» Интересно, что же именно он приказал Чабе?
Священник не совсем внятно пробормотал, что, как ему кажется, организовать побег Милана вряд ли возможно и ему совсем не понятно, зачем это потребовалось Чабе.
— Все это уже не так интересно, дорогой Эндре, — прервал лепет священника Хайду. — Тебе нужно поговорить с Чабой. Утром позвони ему, но будет еще лучше, если ты навестишь его на работе.
— Скажи ему, — прошептала Эльфи, — чтобы он не выполнял приказа отца.
— Эльфи, другого выхода нет!
— Пусть не выполняет этого приказа, — повторила генеральша. — Пусть лечит Радовича, остальное вверим господу богу.
— Эльфи!
Генеральша встала:
— Передай сыну мою просьбу, Эндре.
Священник беспомощно смотрел прямо перед собой.
В третьем часу ночи Геза Бернат вернулся домой вместе с Миклошем Пустаи. Андреа очень удивилась их неожиданному приходу.
— С Чабой вы не встретились? — спросила она, убирая одеяло.
— Мы шли через задний двор, — устало проговорил Бернат, с трудом подавляя зевок. — Садитесь, господин инженер.
Пустаи сел, закурил.
— Где Чаба?
— Взял служебную машину и поехал на работу. Осмотрит Милана, если нужно, даст ему еще одну дозу снотворного. Мы договорились, что утром он позвонит Эккеру, а после разговора с ним придет ко мне в операционную. Но есть кое-что и похуже...
— Если ты преподнесешь мне еще один сюрприз, я тебя просто накажу, — сказал Бернат, с трудом открывая глаза.
— Нас всех бог наказал, — с горечью обронила Андреа. — Хоть ты не обижай меня, папа... — И она рассказала отцу все, что услышала от Чабы.
И снова наступила тишина. Только теперь все заметили, что уже утро и с улицы доносится обычный утренний шум: бренчала ведрами привратница, а со стороны проспекта Пожони слышался звон трамвая.
— Ты могла бы встретить нас и лучшими новостями, — заговорил наконец Пустаи.
— Выходит, что Хайду приказал Чабе умертвить Милана? — переспросил Бернат дочь.
— Да.
— А чему вы удивляетесь, господин доктор? — усмехнулся Пустаи. — Собственно говоря, Хайду нрав. Весь вопрос заключается только в том, следовало ли отдавать этот приказ Чабе. По-моему, не следовало. — Обернувшись к Андреа, он спросил: — Чаба усыпил Радовича?
Андреа кивнула, а затем сказала:
— Извините, мне нужно одеться, а то я опаздываю. Папа, ты сам приготовишь себе завтрак, хорошо?
— Иди уж, — проговорил он, а когда дочь вышла, обратился к Пустаи: — Вам известно, что Хайду замешан в чем-то?