— У вас соус на щеке, — кивнул он. Перегнувшись, он взял со стола полотняную салфетку и протянул ее Солли; слева слышалось хриплое дыхание впавшего в беспамятство Ирвинга, слева — стоны Джейкоба, пускавшего кровавые пузыри сквозь разбитые зубы.
— С…спасибо, — кивнул Солли, вытирая рот. — Вы… позволите мне все объяснить вам?
— Валяйте.
— Эти… эти ребята… предназначались не вам, — затараторил Солли, поднимаясь и разводя руками. — Просто буквально на днях здесь устроили шабаш противники мясоедения и…
— Минутку, — перебил его Римо. — Противники мясоедения — это кучка шизиков с транспарантами, и верховодит ими рыжая девица?
— Да, они, — кивнул Солли. — Это… ваши агенты?
— Да нет, я так, — махнул рукой Римо. — Продолжайте, пожалуйста.
— Да, ну и вот, — снова затарахтел Солли. — Я уверяю, я клянусь, все будет доставлено сегодня же, или вы получите назад свои деньги. На мое слово можно положиться, поверьте мне. Передайте Джаккалини, что он немедленно получит свои бифштексы и неустойку, само собой разумеется. И скажите ему, что Техасец Солли держит свои обещания.
— Прекрасно, — кивнул Римо, спрашивая себя, уж не два ли Техасца Солли Вейнстайна проживают в Хьюстоне, и если да, с кем из них говорит он в данный момент. — А где его найти, не подскажете?
— Кого найти?
— Джаккалини, — ответил Римо. Несколько секунд Техасец Солли озадаченно смотрел на него. Затем рассмеялся.
— Очень… очень забавно, Рико. Вы ведь Рико Шапиро, я не ошибся, нет?
— Никогда не слышал о таком, — покачал головой Римо.
Смех Техасца Солли оборвался, улыбка сползла с потного лица. Облокотившись о стол, он сунул руку под верхний ящик, словно нащупывая опору.
Перегнувшись, Римо с силой надавил ладонью на крышку стола, и спрятанная под ящиком коробка сигнализации со стуком плюхнулась на пол — Солли едва успел отдернуть палец от кнопки.
Солли медленно проглотил слюну, не в силах оторвать взгляд от вмятины в столе, в точности повторявшей очертания кисти Римо.
— Я из синагогального общества, — жестко произнес Римо. — Давай выкладывай. И на сей раз без дураков.
Над Синанджу пылал закат.
“И цвета его походили на радугу, неожиданно расцветшую поперек вечернего неба. Розовый, оранжевый, пурпурный, алый, — и цвета, которым не придумано еще названия в человеческом языке, озаряли своим сиянием маленькую деревню. Так было раньше — и так будет всегда, пока океан омывает землю, и небо смыкается с нею”.
Отложив тростниковое перо, Чиун удовлетворенно окинул взглядом пергамент. За его спиной уже настоящее солнце заходило над настоящим Хьюстоном.
Пурпурный и оранжевый тона придавали хьюстонскому закату тяжелые облака окиси углерода и других мыслимых и немыслимых химических отходов, выбрасываемых фабриками. Над их яркими пятнами висела черная туча смога, а остальная часть неба была окрашена в ядовито-розовый цвет.
Люди внизу — в машинах, и наверху — в отделанных кожей и пластиком офисах небоскребов смотрели на это небо и любовались им. Им было невдомек, что всего через несколько лет — раньше, чем они могли представить, может быть, даже раньше, чем их самих примет земля — жертвами этих ярких облаков станут их дети.
Эти яркие облака проникнут в их квартиры, пройдя через сталь, стекло и бетон, минуя кондиционеры и увлажнители, а вскоре их сыновья и дочери начнут медленно умирать от удушья.
Гибель Америки наступит не в один миг, не в одну ночь и не за сутки. Она будет неотвратимой, и медленной.
Так думал Мастер Чиун, и поэтому на пергаменте солнце заходило над его родной деревней Синанджу, где люди целые века вдыхали лишь запах рыбы и ароматы моря и водорослей.
В дверь номера тихо стукнули. До этого за дверью Чиун уловил осторожные шаги по застланному ковром холлу. Затем — колебания воздуха, вызванные большим, плавных очертаний телом. И частое неровное дыхание — так дышат те, кто пытается скрыть волнение.
Чиун, однако, не мог допустить, чтобы все эти посторонние явления мешали его работе. Он был очень серьезным писателем.
— Входи, дитя мое, — произнес он громко. — Я почти закончил свой труд.
Дверь слегка приоткрылась, и снова послышался осторожный стук.
— Чиун? Это я, Вики. Можно?
Не дожидаясь ответа, она медленно открыла дверь и предстала на фоне тускло освещенного холла во всем великолепии.
Ее пышные темно-каштановые волосы тяжелыми волнами спадали по ее плечам, словно струи воды с горного склона. Огромные карие глаза широко распахнуты, и чуть приоткрыты полные влажные губы.
На Вики был длинный, до пола, пеньюар, перехваченный у талии поясом, плотно обтягивавший бедра и полную высокую грудь, двумя холмами проступавшую под тонкой тканью.
Она стояла неподвижно какой-то миг, затем, захлопнув за собой дверь, вбежала в комнату.
Чиун по-прежнему восседал спиной к окну в позе лотоса; Вики, метнувшись через комнату, опустилась перед ним на колени.
— Мне страшно, — выдохнула она. — Совсем одна, в своей комнате…
Фразу она не докончила, заметив, что Чиун не проявляет ни малейшего интереса, и слегка наклонилась вправо для того, чтобы этому твердолобому азиату была лучше видна ее грудь. Взгляд Чиуна скользнул по сгустку пространства по имени Вики Энгус, и он вымолвил:
— Полное одиночество — это только иллюзия.
— Я знаю, — вздохнула Вики больше от облегчения, нежели в знак признания мудрости собеседника. — У меня ведь есть ты и… и Римо.
— Что сделал он такого, чтобы удостоиться двух “и”? — полюбопытствовал Чиун.
Это Вики не понравилось. Ей вообще не нравилось, что этот маленький азиат умудрялся прочитывать ее мысли до того, как она открывала рот или собиралась что-нибудь сделать. Если бы она не была в себе так уверена, то готова была бы поклясться, что он смеется над ней!..
Ничего, он тоже человек — чуть-чуть плоти и пара слов, пожалуй, расшевелить его смогут. Сработало же ведь с Римо, значит, с его партнером тоже сработает.
Вики переменила позу, выпростав из-под себя ногу и откидывая с нее слегка помявшуюся ткань. Обнажившееся сливочно-белое бедро Вики пристроила перед почти обнаженной сливочно-белой грудью, над которой на стройной сливочной шее возвышалось того же сливочного оттенка подозрительно невинное личико.
— Ты хорошо знаешь Римо? — неожиданно спросила она.
— Видишь ли, — глубокомысленно изрек Чиун, — до тех пор, пока ум задает вопросы, ищет ответы, склоняется к новым дерзаниям, наше одиночество никак нельзя назвать полным. И часто, задумавшись над многими вопросами, что приносит с собой каждый новый день, я нахожу утешение в священном опыте предков. Нет, не бывает полного одиночества.
Вики уставилась на него, соображая, не наняло ли старика Министерство сельского хозяйства для того, чтобы по временам сбивать спесь с их главного агента — Римо Уильямса.
Какая разница, подумала она. Оба они замешаны в убийстве ее родителей, и ответят за это. Они должны умереть.
Может, к Чиуну нужен более тонкий подход? Вики прикрыла бедро халатом и с заговорщицким видом наклонилась к Чиуну.
— Я почему спрашиваю… я тут случайно в университете подключилась к секретной компьютерной связи… так вот, его имя упоминалось там!
Чиун быстро повернулся к ней.
— О, дитя мое, я понимаю! Многие машины могут доставить удобство и удовольствие. У меня, например, есть машина, которая записывает для меня прекрасные драмы… то есть записывала, пока они не разочаровали меня. Скажи мне, похож ли твой… компьютер на эту мою машину?
Слава Богу, наконец-то старый хрыч чем-то заинтересовался.
— Нет… моя машина… м-м… делает вычисления.
— Какие тебе захочется?
— Ну… не совсем.
— И никогда не ошибается?
— В определенных пределах.
— Она может думать?