Далия задрала нос.
— Значит, в конце концов, ты закончил дуться? — спросила она.
На мгновение вопрос обескуражил Дриззта, потому что ему казалось, что именно Далия проецирует не него собственное скверное настроение. Или, скорее, Далия должна была признать, что это её надутые губы, или глубокая печаль, или шок, или любое возможное сочетание этих состояний необходимо прекратить.
Но вопрос задел Дриззта на гораздо более глубоком уровне, и, вероятно, глубже, чем намеревалась Далия. Дриззт не мог не признать правдивость её слов.
Для Дриззта Далия оставалась тем великим противоречием, способным тащить его эмоции в разные стороны по её желанию, похоже, так же легко, как она меняла причёску. Но с Энтрери… нет, с Энтрери её уловки не сработали бы. Потому что Артемис Энтрери понял её, или знал о ней нечто, что проникало сквозь разные причёски, чистую или татуированную кожу, соблазнительную или скромную одежду. Возможно, перед Дриззтом она обнажалась физически, но для Энтрери Далия была обнажена эмоционально, раздета до сердцевины того горя, что преследовало её.
Оно только мельком явилось Дриззту в виде увечного и кривого молодого колдуна тифлинга и реакции Далии на это создание, Эффрона.
— А как насчёт тебя? — ответил Дриззт вопросом на вопрос. — Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули Гонтлгрим, а ты почти не разговаривала.
— Возможно, мне нечего рассказывать, — Далия так сжала челюсти, будто боялась, что могла о чём-то проговориться, потеряв хоть крошечную долю самообладания. — У меня есть уши, — сказала она и пошла прочь.
Он вышел вслед за ней из лагеря и снова направился в лес, двигаясь медленно и низко согнувшись, разглядывая сломанные стебли и следы ног. Эльфийка шла долго, пока, наконец, не решила отдохнуть на солнечной поляне, где единственный, наполовину врытый камень, давал возможность удобно присесть.
Далия села, откинулась, сняла шляпу и пробежалась пальцами по волосам, позволяя солнечным лучам плескаться на своём лице.
— Идём дальше, — предложил ей Дриззт. — Мы должны узнать, кто или что убило этих гоблинов. Где-то рядом вампир, как ты утверждаешь.
Далия пожала плечами, не выказывая никакого интереса.
— Или берсерк, — продолжал упорствовать тёмный эльф. — И если второе, было бы неплохо найти его. Это сильный союзник.
— Так же я думала и о своём любовнике-вампире, — сказала Далия, и, похоже, получила некоторое удовольствие, когда при упоминании о нём Дриззт скривился.
— Мы никогда не заговорим о том, что произошло в Гонтлгриме? — неожиданно спросил Дриззт. — Кривой тифлинг обвинил тебя в убийстве.
Выражение лица эльфийки резко изменилось. Она стрельнула в него свирепым взглядом.
Далия с трудом сглотнула, и пока дроу усаживался рядом, ни на миг не отрывала от него своих глаз.
— Он утверждал, что Алегни был его отцом, — надавил Дриззт.
— Заткнись, — предупредила Далия.
— Он назвал тебя своей матерью.
Её глаза сверлили его, и Дриззт ждал, что она кинется и расцарапает ему лицо, или взорвётся тирадой громких проклятий.
Но она ничего не сделала, что было ещё более тревожным знаком. Она просто сидела, глядя в одну точку. Над головой проплывало облако, загораживая солнечный свет, насылая тень на прелестное лицо Далии.
— Неправдоподобно, конечно, скорее невозможно, — тихо сказал Дриззт, идя на попятную.
Далия держалась совершенно неподвижно. Он почти мог слышать биение её сердца, или это было его собственное? Мгновения пролетали мимо. Дриззт потерял им счёт.
— Это правда, — призналась она, и теперь Дриззт выглядел так, будто его ударили.
— Н-не может быть, — выдавил он наконец. — Он — молодой человек, а ты — молодая женщина…
— Я была ещё почти ребёнком, когда на мой клан упала тень Херцго Алегни, — произнесла Далия так тихо, что Дриззт едва смог расслышать слова. — Двадцать лет назад.
У Дриззта голова пошла кругом, поскольку с самых первых слов Далии он очень легко пришёл к мрачным выводам. Он попытался ответить, но обнаружил, что может издать лишь беспомощный лепет перед лицом ужаса, превосходящего его понимание. Он снова мысленно вернулся к дням своей молодости, к моменту выпуска из Мили Магтир, когда его собственная сестра так непристойно с ним заигрывала, что заставила сбежать от отвращения.
На мгновение он решил рассказать эту историю Далии, попытаться заверить в некотором понимании этой боли, но затем понял, что его собственный опыт определённо тускнел рядом с её трагедией.