Дракон сердито ворвался в экранный зал.
– Компьютер, Анну на связь. Анна? Ты знаешь, что такое футбол? Это игра. Игра, а не рыцарский турнир! Ты знаешь, что после вашей дружеской встречи у меня двое лежат в биованнах!
– Что-нибудь серьезное?
– Переломы. Руки и ноги.
– Фу, напугал. А победил кто?
– Анна!
– Поняла, исправлюсь, сегодня же всех уцелевших лично в биованны уложу! Ну, кто победил, а?
– Пиитетова пустынь.
– Ну, все! Они у меня этот матч надолго запомнят! Дармоеды! Клялись и божились, что всухую разделают! Не сердись, Мастер, шучу. Я тебе поддержку синода обеспечила, а ты ругаешься.
– Уже? Голосование ведь через две недели.
– Все будет нормально. Они уже за нас. Правда, пока об этом не знают.
– А о художнике что-нибудь выяснила?
– Узнаю в течении недели. У материалов высший уровень секретности. Только для членов синода.
– Такое часто бывает?
– До сих пор вообще не знала о таком уровне секретности.
– Анна, это оно, хвостом клянусь, оно!
Четыре дня спустя Анна вызвала Дракона по коммуникатору.
– Мастер, я сейчас вылетаю из Рима, жди меня к вечеру в замке Деттервилей. Гора подарков должна быть с меня ростом.
– Что случилось?
– Да так, ничего особенного.
– Ага. Не надейся, ведьмой тебя все равно не назову. Ты чудесное создание, просто ангел. Особенно когда спишь. Зубами к стенке.
– Мастер, когда ты узнаешь, что в этом досье, ты будешь кипятком писать, свой хвост в ломбард снесешь, только бы одним глазком в него заглянуть. Но я буду сурова и неприступна. Сначала поем, потом приму ванну, отдохну с дороги…
– Анна, я хоро-оший…
– А я кто?
– Шантажистка!
– Ну все, пернатый, ты меня достал! Здесь досье на последнего Повелителя. Последняя запись четырехлетней давности. А больше я тебе ничего не скажу! Отольются кошке мышкины слезки! Жди и мучайся.
Дракон огорченно посмотрел на погасший экран, потом скомандовал:
– Компьютер, леди Тэрибл на связь.
– Коша, это ты?
– Я. Лира, вечером прилетает Анна. Собирай малый совет.
– Удалось?
– Да.
Уголек приветствовала Анну радостным писком, даже привстала на задние лапки, расправив полуметровые крылья, но покидать пригретое место между ушей Дракона не захотела. От Дракона исходила волна теплой радости. Хотелось погладить кого-нибудь по головке, сказать что-то доброе. Приветствовав всех поднятыми руками, Анна вздохнула про себя, выпрямила спину и рявкнула:
– Амадей, плешивый шакал, ты же все знал! В этом досье на каждой странице твоя подпись! Не мог шепнуть на ушко?
– Знал. Не мог.
– Молодец! Хвалю за службу. Тем, кто не понял, поясняю: все Повелители, кроме одного, ушли с нашей планеты около тысячи лет назад. Зато последний умер всего четыре года назад глубоким маразматиком. Я с ним сталкивалась дважды, а брат Амадей курировал это дело и виделся с ним каждый день в течении пятнадцати лет. Выходи сюда, собачий сын, рассказывай. Даст мне кто-нибудь бутерброд, или я с голоду подохну?
Уголек возбужденно вертела головкой, сверкая искорками глаз. Никогда еще она не видела столько людей сразу.
Он начал робко с ноты «до».
Он не допел ее, не до…
Не дозвучал его аккорд.
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот
Мышей ловил.
Джафар растерянно смотрел на две цифры и никак не мог их сопоставить. 845 – 1897. Это же больше тысячи лет. 845 плюс 100 должно быть 945. Все правильно, 945, или меньше, если придут спасатели. Но 1897! Что-то сломалось. К лицу пододвинулся шланг. Он взял наконечник в рот, но пластик рассыпался на губах, в лицо ударила струйка воды. Выплюнув крошки пластика, он сделал несколько глотков. Струйка иссякла. Джафар еще раз посмотрел на пульт. Этот красный сигнал что-то обозначает. Что-то плохое, раз красный. И этот тоже. Надо что-то сделать. Но после пробуждения двигаться нельзя, пока… Какие процедуры идут после пробуждения? Думай, вспоминай, ты же биолог. Стимуляторы. Точно, должны быть стимуляторы. И бодрящая музыка. На пульте должны быть надписи. Свет. Где-то должен включаться свет. Спать хочется. Это сейчас можно. Нужно.
Джафар проснулся от того, что манипулятор принялся растирать его тело, втирая в кожу какую-то мазь. Один из красных огоньков на пульте погас, видимо блок авторемонта устранил неисправность. Осторожно подняв руку, он поймал конец шланга и высосал еще несколько глотков жидкости. Потом нажал на широкую клавишу на пульте. Анабиозная камера осветилась бледным зеленым светом. Сориентировавшись, ткнул пальцем в клавишу «Текущее состояние». На дисплее загорелся текст: «Аварийное пробуждение. Причина – исчерпание ресурса систем жизнеобеспечения».
«Вот как, – подумал Джафар, – у анабиозной камеры тоже может исчерпаться ресурс. Четырехкратное резервирование, блок авторемонта, и вдруг исчерпался ресурс. Выходит, я на самом деле проспал тысячу лет. Что теперь в анкетах указывать – возраст двадцать лет, или тысяча двадцать? Рекорд для книги Гиннеса. Никто еще не спал больше ста лет за раз. После ста пятидесяти начинаются необратимые изменения, вызывающие скоротечную старость. Разрушаются аксоны. У меня будет скоротечная старость. Все друзья умерли, и мне пора. Сколько осталось? Пять лет? Десять? Ну, это мы еще посмотрим, поборемся. Это по моей специальности. А стоит бороться? Если меня за тысячу лет не нашли, значит с этим континуумом так и не удалось восстановить контакт. Миры случайно встретились, случайно разошлись. Да, но ведь местные меня тоже не нашли. Если бы наша миссия удалась, меня давно бы отыскали. Если не по нуль-маяку, то обычным магнитометром».
Джафар осторожно перевернулся на живот и дал манипулятору растереть спину.
«Доигрался в космонавтов – думал он. – Вот тебе стаж к диплому, по нормам дальнего космоса, вот тебе синекура. Щенок! Решил, что если эта Земля – аналог твоей, то можно все уставы по боку. Даже коммуникатор не взял. Еще автоответчик оставил, который докладывал: „У меня все хорошо“. В робинзона играл. Вот тебе двухнедельный отпуск для подготовки к сессии. Сдохнешь теперь через пять лет. Как собака под забором. Герой дальнего космоса! Но все же говорили, что здесь безопасно, что это санаторий, ближе, чем до Луны. Санаторий… Для них – санаторий, для профи, дальнобойщиков, волков дальнего космоса. Не для салаг. Бицепсы, трицепсы. Головой надо было работать. Если планета – санаторий, то почему все нормативы – по дальнему космосу. Профессионала одно это бы насторожило. Хватит скулить. Что сейчас делать? Что стал бы делать на моем месте профессионал? Допустим, я Камилл. Нет, до Камилла мне далеко, допустим, я Гром. Гром сначала выяснил бы, есть время подумать, или нет. Как у него: „Думать надо, однако, или пальму трясти“. Время есть. Тогда – сначала разбор ошибок, потом анализ текущего положения, и, наконец, что делать дальше. С ошибками все ясно. Зазнался. После того, как ребенка из огня вытащил. Нет, после того, как они меня в свой круг взяли. Прилетели на пожарище, осмотрелись, встали в кружок, нашли еще четыре варианта, менее опасных. А потом похлопали по плечу и сказали: „Пацана спас, сам жив, значит действовал правильно. А на выговор не обижайся. Не первый, не последний. Ах, первый… Тогда, с боевым крещением тебя! Сам знаешь, за одного битого двух небитых дают“. Вот тогда я и зазнался.