Когда она добралась до Голди, одна из девочек помогла ей подняться по лестнице и дойти до кресла. Она попросила, чтобы кто-нибудь закурил ей сигарету, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, позволив руке и телу задрожать, с трудом вытянула ногу и застонала. Девочки, сгрудившись вокруг, задавали вопросы, удивлялись, восторгались зрелищем и бурно радовались нежданному нарушению однообразия – однообразия последних нескольких дней, которое осточертело им даже с бенни и травой и вынуждало их сидеть, просто сидеть, скулить по поводу жары, точно усталые клиенты, вспоминать о взбучках, полученных от хулиганов, и о пристальных взглядах натуралов. А Жоржетта кривила лицо от боли, хоть и не слишком заметно, и они удивлялись и восторгались. Голди дала ей полдюжины бении, она поспешно проглотила их, запила горячим кофе – и сидела молча… пытаясь сосредоточиться на действии бенни (и позабыть о своей комнате и о прошедших нескольких днях); не желая дожидаться, когда бенни растворится, абсорбируется кровью и растечется по организму; желая, чтобы немедленно начало сильно колотиться сердце; чтобы немедленно начался легкий озноб; желая немедленно начать врать. Немедленно!!! Когда она открыла глаза и с висящими плетьми руками печально покачала головой, все затараторили и завизжали… Шепотом заговорив, она стала отмахиваться от вопросов, кивать и, медленно поднося к губам сигарету, делать неглубокие астматические затяжки. Ей дали еще кофе – пошла приятная дрожь, заколотилось сердце, – она закурила еще одну и слегка выпрямилась в кресле. Голди спросила, стало ли ей лучше, и она сказала, да, мол. Немного лучше, спасибо. Пыхнуть не хочешь? А что, у вас есть? Конечно, голубушка. Голди дала ей косяк, и Жоржетта глубоко вдохнула дым, стараясь, изо всех сил стараясь не закашляться. А все смотрели и ждали, когда Жоржетта наконец оттает и накрасится – когда можно будет засыпать ее вопросами. Ну что ж, должна сказать, сейчас ты выглядишь гораздо лучше. А то когда пришла, на тебе просто лица не было. Я несколько дней была на голяке. Дней? Что случилось? Да, расскажи, голубушка. Есть еще пыхнуть, Голди? Конечно. Ты что, так и будешь сидеть всю ночь, или все-таки расскажешь, что случилось? Да будет тебе, мисс Ли! Ты что, не видишь, бедняжка очень нервничает! Орать не обязательно, мисс Щель. Мне просто до смерти хочется узнать, что случилось, только и всего. Ничего, ничего, голубушка… Ах, спасибо, Голди!.. Я все понимаю. Сейчас, только возьму себя в руки, и все расскажу. Она докурила второй косяк и рассказала им о том, как была ранена; как все затеял этот урод Гарри; как врач не дал ей ничегошеньки – даже ни одной таблеточки немби; и как ее держали в комнате взаперти и никого к ней не пускали, а я слышала, как пару раз приходил Винни, но его тоже не пустили; и как она презирает своего братца, этого урода, и как одним ударом сбила его с ног и прямиком вышла из дома. То есть прямиком мимо него, голубушка, прямиком мимо него – эх, видела бы ты его рожу! он так и обалдел, просто обалдел. Да, врезала я ему от души! Ах, как чудесно! Просто чудесно! Ах, жаль, меня там не было! С удовольствием бы посмотрела, как ты вырубаешь этого здоровенного урода. Никогда не забуду, какую гнусную сцену он нам закатил. Никогда! Все эти натуралы – сплошь подонки. Все захлопали в ладоши, заохали, заахали и решили устроить вечеринку в честь Жоржетты и победы над Артуром.
Голди послала Рози – слабоумную бабенку женского пола, служившую у них кем-то вроде уборщицы – за джином, сигаретами и новой партией бенни. Они сварили кастрюльку бульона и принялись плясать вокруг нее, бросая в бульон таблетки и приговаривая «бенни в бульоне, бенни в бульоне», – стряхивая с себя страх и скуку, хихикая, глотая бенни, попивая джин, провозглашая тосты за Жоржетту: Да здравствует КОРОЛЕВА! – и за победу над Артуром. Так ему и надо, уроду, нет, точно, поделом ему, так будет с каждым грубияном и натуралом, с каждым сукиным сыном, кто хоть раз ударит их или покажет пальцем и засмеется. Они приплясывая носились по всей квартире, пока не упали в кресла, пытаясь перевести дух и обмахиваясь веерами. А Рози принесла бульон, лед и джин, и они заговорили потише, по-прежнему смеясь, вновь и вновь упрашивая Жоржетту рассказать им, как она врезала бритцу и сбила его с ног… потом, постепенно, все затихли, не в силах больше кричать, и сидели развалясь, молча растащившись и начиная осознавать отсутствие мужчин – их приподнятое настроение, их безудержная радость сделали отсутствие любви особенно заметным. Поэтому подданные обратились к королеве с нижайшей просьбой пригласить ее удалого супруга и его неотесанных мужланов, ибо сегодня им ничего не страшно, и даже Камилла, хилый гомик из маленького городка, в Нью-Джерси, и та жаждет грубых объятий – и чтобы никаких, ну абсолютно никаких клиентов. Тогда Жоржетта, воспарившая в своем мире наркоты, позвонила к «Греку», залилась краской (Ах, как трепещет мое либидо!), услышав голос Винни, и захлопала глазами, когда он сказал: привет, сладкая булочка, где ты пропадала? Да так, развлекалась кое с кем, любимый, – улыбаясь подружкам и слишком сильно растащившись, чтобы волноваться из-за них, – я усек твой бред собачий насчет любимого. Но все равно это не бесплатно. Она попросила его приехать с кем-нибудь из ребят, утвердительно захихикав, когда он опросил, уж не торчит ли она, сообщила, что у них море джина, и велела не волноваться насчет бабок на бензин на обратную дорогу, а Винни сказал, что, может, они и приедут (забавы ради), и Жоржетта продолжала говорить после того, как Винни бросил трубку, – вихляя бедрами, она вздохнула, ах, Винни, детка, и, вздыхая, медленно положила трубку на рычаг. Ее стали расспрашивать, приедут ли они, сколько и когда, а Жоржетта – ноль эмоций. Она царственной походкой вернулась на свой трон и велела девочкам угомониться. Право же! Можно подумать, у вас целую вечность не было настоящего мужчины. Если им не подвернется никакого дельца, они будут здесь через часок, так что сидите пока со скрещенными ногами, – игриво поводя руками и снисходительно, загадочно улыбаясь. Они выпили еще бульона, захавали еще бенни и принялись сплетничать. Камилла нервничала – ей еще не доводилось встречаться с бывшим арестантом. У нас в городе таких типов днем с огнем не сыщешь. В сущности, до Голди она в глаза не видела гомиков с понятием. У них в городке все гомики были либо тайными педрилами, либо лесбиянками, вот она и сидела как на иголках, то и дело вскакивая, принимаясь носиться по комнате и задавать вопрос за вопросом. Жоржетта рассказывала ей небылицы о сломанных носах и перерезанных глотках, а Камилла охала и визжала, с удовольствием ощущая, как от смутных опасений у нее сосет под ложечкой. Она сказала, что чувствует дурноту и просто обязана принять ванну. Все рассмеялись и принялись ее журить, а Жоржетта защищала Камиллу от упреков, пока та наполняла одну из ванн на кухне и выкладывала свои щетки: по одной для спины, для живота, для груди, для рук, для ног, для ступней, для ногтей на пальцах ног, для кистей рук, для ногтей на пальцах рук – и специальную баночку крема для лица. Она разложила их в ряд, ручками к себе, и начала с левой, для спины. Подружки велели ей поторапливаться, чтобы не подвергнуться нападению прямо во время купания, а она жутко испугалась, надо совсем ничего не соображать, чтобы болтать такое. Она так перепугалась, что чуть не пукнула со звуком.