Время летело незаметно, Вадим ковырялся в своей памяти, но ничего по третьему вопросу не мог выцарапать. Память не выдавала даже куцей информации о танкере Дербент. Читал ведь. Давно. Сюжет забыл…
– Кто готов? – раздался металлический голос Рудневой. Вадим ощутил на себе преподавательский твёрдый взгляд, но голову не оторвал от листа, продолжая писать какие-то глупости. Студенты притихли, как мыши в кладовой, услышав шаги кота. Отдельные заочники хотели сдавать свой облегченный багаж знаний именно бабушке – милой и доброй, понимающей, что этим тёткам и дядькам не нужна стипендия, что они что-то написали, а некоторые – публиковались в газетах, журналах и даже в издательствах. Учатся они в этом вузе, не потому что очень хотят, чтобы их научили правильно писать романы и повести, а просто так повелось, что нужно иметь документ о высшем образовании. Им понятно, что опытные писатели на смогут им дать навыки ремесла, но подскажут, как не стоит делать, пытаясь что-то кому-то рассказать.
Эти честолюбивые поэты и прозаики спешат заявить о себе. Прокукарекав единожды, пытаются петь дальше, но всех ли услышат сегодня, завтра. Посмертная слава хороша, но хотелось бы при жизни увидеть свои книги на прилавках, в руках друзей и любимых. Они работают, спешат в издательства. Рукописи отвергают. Литераторы не бросают своих устремлений, верят в звёздный час. Жизнь проходит мимо окон, перед которыми, не глядя в гущу событий, стареют над рукописями они, отравленные ядом честолюбия, забыв обо всём на свете. Крупицы таланта постепенно тают, как угольки затухшего костра, покрываются пеплом, пропадая. Тогда приходят злобность и отчаянье, запой и разорванная психика. А ведь мог быть хорошим инженером, прекрасным отцом. Не ту подкинула судьба дорогу, не по нужному пути покатилась тележка жизни… Что делать? Кого винить? Не пошла масть… Почему не писал о рабочем классе? Почему не восхвалял дорогую действительность, её стройный порядок и счастливые майские колонны. Зачем показывал отрицательные явления? Советовали, вступай в партию, говорили, пиши чисто и просто? Мудрил. Умнее всех хотел показаться? Кто ж будет издавать такие книги. Какой редактор хочет получить по шапке за твой роман, за повесть, которая идёт в разрез с истинным курсом страны? Только глупый. Он знает, что тираж изымут, сдадут в макулатуру, а ему придётся долго искать работу…
Большинство преподавателей старались задать такой вопрос, «поплывшему» заочнику, чтобы ответил, чтобы ему можно было с лёгким сердцем поставить «трояк».
Мишка Тишков из Подольска, коршуном метнулся к Аглаше, сгоняя со стула Вовку Мулярова, сплавщика из Вологодского посёлка, который «отстрелялся», ожидая, когда в его зачётке возникнет последняя роспись, и он станет студентом четвёртого курса. Вадим осмотрел сидящих, предполагая, кто сможет ему помочь, но кто будет расписывать сюжет «Танкера Дербент» Юрия Крымова. Кино видел, а книгу вроде читал, а может быть, и не читал. Кино – это далеко не роман, можно залететь, ведь сценарист мог что-то добавить или выбросить каких-то персонажей.
Санёк Лазунов, похоже, готов отвечать. Вадим хотел попасть в семинар к Виктору Алпатову. Его романы о сплавщиках и лесорубах Вадим читал каждый год. Узнал Алпатова у двери кафедры «творчества», подал руку и представился. Худощавый мужчина, с уставшим лицом, услышав рассказ об общих знакомых, не удивился и не обрадовался, сказал, что ведёт семинар местных студентов, с которыми встречается каждый месяц. Вадим знал от Александра, что Алпатов крепко помогает своим семинаристам. Вадим попал (говорят, что преподаватели набирают к себе авторов понравившихся конкурсных работ) в семинар известного прозаика Никиты Сергеевича Набатова, автора экранизированных романов «Вестница», «Житие Степана Громова». Вадим взял в библиотеке книги руководителя семинара и начал неотрывно читать. Когда пришло время спать, ушёл в кухню, где горел свет; не мешая другим, можно читать до рассвета…
Рудневу уважительно побаивались… На халяву ей не сдашь экзамен. Всё это знали. И стеснительно трусили отдельные студенты, понимая, что знаний мало. Их нельзя выстроить в систему. Бабушкин помнит предыдущий экзамен, когда преподаватель объявил накануне, чтобы не дрожали, не делали шпаргалок, потому что он разрешает сходить в библиотеку, посоветоваться. Почему? Потому что узнает по нескольким фразам о кругозоре, о системе знаний. С ним было легко, но жилы он вытягивал, как средневековый палач. Нужно было удивить собственными суждениями, своим подходом к жизни и литературе.