Вадим, как сыщик, вытаскивал из тесных закоулков памяти иногда удивительные знания. Перед экзаменом по истории увидел у начитанного паренька новенький альбом с репродукциями художника Верещагина. Он внимательно рассмотрел все страницы, прочитал биографию, хотя что-то помнил, что-то слышал, видел по телепрограмме. Вопрос попал такой простой, такой знакомый; Вадим накануне листал учебник, ведь прочитал, но не переварил, не запомнил. И тогда вспомнил картину «Апофеоз войны» – груда черепов на песке. С воодушевлением стал рассказывать о картинах великого художника. Преподаватель оживилась – студент сдавал историю, но заговорил о живописи; с интересом смотрела на провинциала, задала вопросы, касающиеся биографии Верещагина. Вадим начал подробно сообщать всё, что отпечаталось в его памяти. Кандидат исторических наук любила живопись, остановила будущего студента и потребовала сообщить, как погиб мастер. Оборвала вновь, развёла руками, улыбаясь спросила, – что поставить? Бабушкин оторопел. «До «отлично» не хватает системы знаний, а «хорошо» – будет справедливо». Историк взяла экзаменационный лист. Они поблагодарили друг друга.
– Что? – спросил Тишков, когда Бабушкин вышел из аудитории. Вадим подал лист. Мишка удивился. Вадим взглянул в свой документ и увидел: «отл.». Воскликнул: «Не ожидал».
…Когда очередь дотянулась до третьего вопроса, Вадим достал платок, чтобы провести им по лбу, изображая утомление, в это время высокая дверь аудитории слегка дрогнула, приоткрылась и Марусина очаровательная головка возникла в трещине между дверями. Девочка степенно подошла к матери, что-то очень тихо сказала, а потом обошла стол, встала около Вадима и ласково посмотрела на мать.
– Что вы так волнуетесь? – укоризненно проговорила Маруся, заглядывая в его записи. Студенты оживились. – Я вас буду ждать в актовом зале. Договорилась с вашей кафедрой заочной. Я сыграю пятую симфонюшку «Дождик счастья».
– Мария. Не отвлекай моих студентов, – очень строго сказала Руднева. – Продолжайте, Бабушкин.
– Я переживаю за него, а он сбивается, потому что боится тебя, мама.
– Ничего он не боится. Он не читал роман, а хочет выкрутиться…Позвони деду, пусть тебя отсюда заберёт, – тихо говорила Руднева, стараясь выглядеть суровой и отрешённой.
– У меня с твоим Бабушкиным возникли неотложные дела. Позвоню попозже.
– Поволнуйся и за меня, – попросила Маша Ермолович, фельдшер-акушер из крохотной белорусской вёски, пишущая для детей. Вадим и Маша в одном семинаре. Она растерялась, когда Бабушкин предложил опубликовать несколько рассказов в газете, где работает. Неделю раздумывала добрая женщина, мать четырёх мальчишек, Отдала Вадиму только один крохотный рассказец, сказав, над остальными нужно ей работать. Бабушкин пытался возражать, но Маша не стала его слушать. «Ты там начнёшь править по-своему, а я это не люблю».
Выйдет в 1988 году вторая книжка повестей у Бабушкина «Всё не так». Он не станет пробиваться в Союз писателей. Начнёт помогать одарённым односельчанам, преодолевать творческие проблемы с написанием и изданием рассказов и повестей. Будет просить организаторов краевых семинаров прислать оплачиваемые вызовы студийцам. Одновременно выйдут ещё две солидных книги. Будет возможность уехать в город. Но дети ещё учились в школе. Он боялся, что в новой школе им будет тяжело обживаться. Поэтому не спешил покидать село. В нём он вырос. В нём женился. Родились дети. Написал книги. Что делать в городе?
Маруся играла артистично. В пустом зале звуки рояля плавали долго, медленно истончаясь. Они уносили Вадима в детство на станции Заринке, когда барахтался в тёплом ручье с подружкой Ольгой Попадьиной. Его мама работала библиотекарем в избе-читальне. Пламенели оранжевыми огнями высокие подсолнухи за плетёными оградами. Музыка воскресила в его памяти будущую повесть, в которой он опишет побег к бабушке и опасный переход по плавающему мостику через разлившийся ручей. Он вспомнил три радуги над башней элеватором. И даже услышал гудок дядиного паровоза, который иногда останавливался на станции, пропуская составы с важными послевоенными грузами. Дядя Ваня – мамин брат помогал ему забраться в кабину, угощал сахаром и варёным мясом, доставая из своего солдатского котелка. Мясо было красным. Такой борщ умела варить только его дорогая бабушка. Дядины руки пахли углём и мазутом. Он заставлял съесть всё мясо, говоря, что должен от него теперь быстрее расти. Мама запрещала обедать у дяди на паровозе, говорила, что его могут наказать, потому что он разрешает посторонним подавать ненужные гудки.