— Любовь есть право и благо, любовь есть основа всего сущего, и не тебе, ведьма, решать, кому и кого любить.
— Отец, — хором выдохнули Олесь и Фирась, и бухнулись на колени перед старцем. Нелли, увлекаемая рукой мужа, тоже упала ниц, а вслед за ними опустилось на колени и все село. Даже черный пес упал на пузо и пополз к старцу.
— Пан Абракась, — пролепетал Разумовский, — простите, что потревожили ваш…
— Это и есть мой внук? — спросил человек по имени Абракась, ткнув посохом в Драська, который единственный из всех — если не считать Беллы — остался стоять на ровных ногах.
— Видимо, да, пан Абракась, — тот кивнул. — Я Драсько, сын Олеся Малфюка.
— Внук, — довольно кивнул Абракась. — Из младшего сына толк не вышел, так хоть внук порадовал. И что же у тебя, внучек, за проблема?
— Давай-давай, — взвизгнула Белла. — Расскажи деду, осрамись и всю семью осрами.
— Я не тебя спросил, — бросил Абракась. Его глаза полыхнули холодным светом, и Белла застыла, оборвав фразу на полуслове. Черный пес взвизгнул и завилял хвостом.
— Я, деду, свататься пришел к прекрасной девушке.
— К учительнице новой? Знаю-знаю такую, — кивнул Абракась.
— Но отку… — начал было Разумовский, но вовремя замолчал.
— А моя вуйна Белла, — Драсько махнул в ее сторону рукой, — против. Украла месяц и говорит, что вернет, только если я жениться передумаю и в Киев вернусь.
— А что ты? — Абракась подошел к нему вплотную. — Не отвечай, я и без слов все вижу. Готов и без месяца и без солнца жить, лишь бы невеста молодая с тобой была, да вот только перед людьми тебе неудобно.
Из хаты Гермиэли послышался громкий стук. Видимо, то ли Марыська, то ли Орыська упала.
— Ну да есть у меня решение твоей проблемы, — продолжал Абракась, прикрыв глаза. Драсько открыл рот и уставился на деда.
Абракась безмолвно раскачивался из стороны в сторону, и Драсько даже испугался, что ему плохо.
— Деду, с вами все хорошо?
— М-м-м, — ответил Абракась и мотнул головой, мол, уйди, не до тебя сейчас. Драсько послушно отошел в сторону.
Все застыли, наблюдая, как старец поднимает посох и безошибочно указывает им на Беллу.
— Месяц! — раздался его голос с самого неба. Точно с неба, в этом сомнений быть не могло: Драсько собственными глазами видел, что дед не открывал рта. Белла, все еще обездвиженная, ничего не могла поделать, когда яркий, молочно-белый месяц выскользнул у нее из-за пазухи и стал подниматься в небо. В толпе прокатился восхищенный гул.
— Ты! — посох все еще указывал на Беллу. Ее заволокло черным дымом, а когда он рассеялся, на снегу обнаружилась щуплая черная кошка. Абракась ударил посохом оземь, и кошка с пронзительным воплем бросилась прочь.
— Пан Абракась, — не выдержал Разумовский, — как же… Где же…
— В горах я живу, — оборвал его Абракась. — Как ушел тогда, так и живу, в единении с природой.
— Но отец, — пробормотал Фирась.
— Почему не вышел к тебе, когда ты отшельником в лесу жил? Видел я тебя, наблюдал, как ты премудрости природы постигал. Да только зачем тебе сердце молодое бередить, коли ты и сам справлялся. Или ты думал, я сына брошу? И Олеся бы не бросил, да только Киев из моей пещеры плохо видно.
— А видно? — тихо спросил Олесь.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — покачал головой Абракась. — Ну что, выходи, невестушка, к старому Абракасю.
Дверь хаты скрипнула и отворилась. На порог вышла Гермиэля, за спиной у которой бестолково топтались Марыська и Орыська.
— Ты уж прости старого мольфара, невестушка, и ты, внучек, прости. Не могу я на сватовство остаться. Благословлю вас потихоньку, да и пойду себе.
— Спасибо, деду, — Драсько задохнулся от радости, а у Гермиэли на глазах снова выступили слезы. Оба встали перед Абракасем на колени, и тот положил руки им на головы.
— В мире живите, да в любви. В святую ночь вы решились на этот шаг, так чтоб святой дух с вами и был неотступно.
— Спасибо, деду, — хором прошептали Драсько с Гермиэлей.
— Что, пойду я. А ну как получится правнуков в своей пещере дождаться, — делано проворчал Абракась, и тут же опустил взгляд вниз, на черного пса, который тыкал носом ему в руку. — А тебе чего? Вот какую шутку с тобой сила твоя сыграла. И человеком ты станешь, только если поцелует тебя твоя судьба. А до той поры ходи в собачьем облике, да впредь больше не смей чужому счастью мешать.
Пес улегся на снег и тонко заскулил.
Полыхнула вспышка света, и Абракась пропал. Только проталина в снегу была доказательством его визита.
— Вот халамидник, — проскрипела бабка Параска. — Так за сто лет и не изменился.
— Так, это, — опомнился Фирась. — Мы, того. У вас товар, у нас купец…
— Какой товар, дядечка Фирасечка, — всплеснула руками Гермиэля, — какой купец, промерзли же все! Идите к столу! Все к столу.
— Трубите в трубы, бейте в барабаны! — гаркнул Разумовский. — Зовите музыкантов. Васько, неси трембиту.
— Так я того, уже, — хлопец, стоявший у самого плетня, запустил руку в карман и достал оттуда маленькую трембиту. Драсько прыснул, но хлопец дунул на нее, и трембита стала стремительно увеличиваться в размерах.
— Ура Драську и Гермиэле! — заверещали Марыська и Орыська.
— Ура! — подхватила громада, и Васько что было сил дунул в трембиту. Трубный глас ее прокатился над селом.
Раздался кошачий вопль, такой громкий, что почти перекрыл звуки трембиты. С крыши, разбрасывая лапами снег, скатился Живоглот и рухнул на спину черному псу. Тот вскочил на ноги и принялся бегать по двору, надеясь сбросить кота.
— Ой горюшко, это ж человек, — всплеснула руками Марыся, глядя на пса.
— Да Сирко это, — уверенно произнес Драсько. — Все село в сборе, только Сирка не хватает. Да и вспомни ту псину, что меня осенью чуть не загрызла. Говорю тебе, Сирко это.
— Орыська! — Гермиэля дернула подругу за рукав. — Ты ж его расколдовать можешь.
— А что сразу Орыська? — подбоченилась Марыська.
— А помнишь, как мы гадали и жених ей шапку оставил? — зашептала Гермиэля. — Так вот, на следующее утро Сирко с хлопцами зашел ко мне колядовать и шапку свою узнал.
— Врал, что пропала она у него посреди улицы просто с головы, — ввернул Драсько.
— Она и впрямь пропала, — пробормотала Орыся и повернулась к псу. — Сирко! Сирко, иди сюда.
Резким движением Сирко сбросил Живоглота со спины и, виляя хвостом, бросился к Орыське.
— Хороший пес, — Орыська присела и потрепала его по холке. Сирко поставил лапы ей на плечи и толкнул головой.
— Хороший, — повторила Орыська, зажмурилась и поцеловала его в мокрый нос.
Двор озарил мягкий свет, а когда он потух, все увидели, что посреди двора Гермиэли в снегу, обнявшись, сидят Сирко и Орыська.
— А что, мама, — крикнул один из друзей Сирка тетке Оксане, — стоим тут, время теряем. У вас товар, у нас купец.
— Идите к столу, стынет все! — взмолилась Марыська, и люди, наконец, стали заходить в хату. Кто-то затянул песню, которую все подхватили и прервались только, когда Драсько пылко поцеловал Гермиэлю. Возле них обнимались Орыська с Сирком, а в воздухе витало ощущение настоящего волшебства.
Высоко в Карпатских горах стоит древнее село Волшебные Вуйки. Мало кто о том селе знает, но как узнает, как приедет туда, так и останется там его сердце. И село в ответ напоит его чистейшим воздухом, мудростью вековечных гор, силой старого леса и искренней любовью ко всему живому.