Если мама позволит ему…
Я повернулась и подошла к реке — она текла с высоты гор, где таяли зимние снега.
Я вошла в воду, холодную и такую чистую, что на дне была видна разноцветная галька — оранжевая, коричневая, черная, и полоски зеленых водорослей. Мимо меня с плеском прошмыгнули маленькие рыбки — они прятались в скале в своих норках, а я их потревожила. Будь у меня удочка, я могла б поймать большую рыбину и принести домой на ужин. Эта мысль привела к тому, что из-за ледяной воды у меня свело ноги от боли; боль нарастала, пока ступни совсем не онемели. Но когда я увидела большую форель, которая проплывала мимо, грациозно извиваясь, я больше не могла думать о том, чтобы добыть ее на ужин. Эта прекрасная рыба плыла так красиво, и она ведь никому не сделала ничего плохого… Да и потом, ее смерть нисколько не возвысит меня в глазах мамы. Это будет просто очередная еда, о которой все забудут, как только снова проголодаются.
Но как же я могу заслужить прощение? Из-за горькой безнадежности и боли утраты я пошла в лес и стала говорить сама с собой, составляя себе же компанию. Говорила, просто что на ум придет — лишь бы заглушить одиночество и самой себе придать смелость, потому что я уходила все дальше от дома. Я принимала решение, и мне нужен был совет. А кроме меня самой меня выслушать было некому. Ивон не сможет мне помочь, а папа не захочет, чтобы я его побеспокоила. Он находит спасение в своей работе. Поэтому я пошла вниз по реке к тому месту, где высокие берега реки были как скалистое ущелье — их соединяло, как мост, большое поваленное дерево. Совсем рядом был водопад.
Это было то самое место, где изменилась вся моя жизнь. Поэтому здесь я решила исправить то, что уже случилось.
По дороге я разговаривала сама с собой.
— Кади, тебе не надо сюда идти. Тебе ж сказали, чтоб ты сюда не ходила!
— Но мне надо. Ты ж знаешь, мне надо посмотреть.
— Знаю, детка, но здесь опасно ведь. Маленькие девочки здесь не играют.
— Я и не буду играть.
Я оставила корзинку на плоском выступе скалы, потом по разросшимся корням огромной старой сосны забралась наверх и села. Я крепко ухватилась за свой «стул» из большого выступающего корня. Я почувствовала, как страх сдавил мне горло, ладони стали липкими от пота. В эту же минуту я подумала о маме, вспомнила, как она пряла, не говоря мне ни слова, ее бледное несчастное лицо, — и это придало мне смелости. Еще немного, и стало казаться, что вода ревет и бурлит где-то далеко, а не совсем рядом, подо мной. Еще немного, и река стала манить меня к себе.
Закрыв глаза, я представила, как ступаю по этому неровному, сучковатому «мосту». Потом останавливаюсь посредине, раскинув руки, как крылья. Представила, как бросаюсь вниз подобно птице, изгибаюсь в полете, потом погружаюсь в белую пену бушующего потока, с грохотом разбивающегося о большие камни. Я представила, как я погружаюсь в воду, всплываю вновь, как меня кружит в водовороте, как я падаю в водопад. Я вообразила, как погружаюсь все глубже, глубже в озеро темно-синей воды.
Потом мое тело плывет дальше, течение относит его туда, где его никто никогда не найдет. Папа говорил, что река впадает в море. Море, такое далекое, такое глубокое, такое огромное — я не могу себе это представить. Я знала только одно — так я потеряюсь навсегда.
Я потеряюсь, и меня забудут.
Бабушка умерла. Теперь я совсем одна. Больше некому вызволить меня из моей беды, отвлечь от пятна на моей совести. Нет никого, кто своей любовью будет отводить меня от обрыва день за днем, как бабушка делала, начиная с прошлого лета… Я размышляла про себя: «О Боже, ведь пожиратель грехов может прийти и забрать мои грехи, только если я умру. Господи, а он не может сделать это сейчас, пока я живу, дышу, и мое сердце бьется, чтоб я не жила с этой болью?»
…В эту минуту появилась она, внезапно, как первый солнечный луч, когда солнце восходит над горами.
— Привет, Катрина Энис. — сказал мягкий, нежный голосок.
Открыв глаза, я оглянулась и увидела маленькую девочку, младше меня; она сидела рядом с моей корзинкой, которую я оставила на плоском уступе скалы. Она встала и пошла ко мне.
— Если ты хочешь перейти реку, то есть место получше, на лугу, вниз от твоего дома. Пойдем туда и там перейдем.
Подняв голову, я уставилась на нее. Мне казалось, я ее никогда раньше не видела. Облачко золотистых кудрявых волос обрамляло ее голову и плечи. Необыкновенно синие глаза напомнили мне слова бабушки о глазах Яна Форбеса, и я подумала, может быть, она из наших дальних, забытых родственников? Странно… Как она пробралась сюда, не побоялась? Она тихонько появилась, неожиданно, как порхающая птичка, и назвала меня Катрина Энис. Красивое имя, но не мое. Я же Кади. Меня так назвали. Просто Кади Форбес и больше ничего. Да, но Катрина Энис звучит куда лучше. Когда слышишь такое имя, не можешь не задуматься: интересно, а кто его обладатель? Разве плохо быть кем-то особенным, любимым? Было бы здорово быть не Кади Форбес, а кем-то другим, хоть бы на время.