В тот день, когда Керолайн, столкнувшись с ним в кампусе, сделала вид, что они незнакомы, Абдул поклялся никогда больше даже не пытаться иметь дело с американками. Он жил вместе с братом в съемной комнате в многоэтажном доме за отелем «Коммодоре». На крыше был бассейн, в котором никогда не бывало воды. Задний двор был общим с частной клиникой, откуда каждый день в больших мешках выносили человеческий мусор, оставшийся после пластических операций. Саудовские женщины отсасывали себе жир и выпрямляли кривые носы, чтобы быть похожими на Керолайн и ей подобных, хотя им никогда не стать такими, как она. И пока все арабы мира это не осознают, им никогда не достичь настоящей свободы. Застрять в неосуществимой мечте — все равно что жить в тюрьме. Поэтому только хорошо, что кто-то начал переделывать карту мира.
— Вoardingcard, please.[7]
Абдул протянул шведской стюардессе свой посадочный талон. Она ему улыбнулась. Давненько же ему никто не улыбался.
— The airport in Stockholm is still closed because of the snow, sir,[8] — добавила она, и это прозвучало так, как будто она действительно говорит «сэр» с уважением. Ее коллеги чаще всего пользовались этим словом, когда собирались приступить к унизительным процедурам. Open your bag, sir. Take off your clothes, sir.[9]
— We will board as soon as they open again.[10]
Стюардесса продолжала ему улыбаться, и он почувствовал внутри разгорающийся огонек. Нет, подумал Абдул Хади, нет, ну его к черту. Слишком мало и слишком поздно.
8
Силосная башня Карлсберг, Копенгаген
Двери закрылись с мягким вздохом, и лифт замер в ожидании дальнейших действий Нильса. Оригинальностью они не отличались: как и всегда, он провернул ключ в замке и нажал кнопку двадцатого этажа. Лифт вступил в свой привычный спор с земным притяжением, и Нильс почувствовал легкую вибрацию внизу живота, которая напомнила ему о сексе. Давно он им занимался в последний раз.
Через несколько секунд дверь открылась прямо в квартиру, и он вышел из лифта. То ли здесь побывали незваные гости, то ли он сам забыл выключить свет перед уходом — второе, конечно, вероятнее, решительно подумал он, входя в большую гостиную. Здесь было так же пусто, как и утром, и все-таки за время его отсутствия кто-то определенно успел тут побывать. Слабый запах… Надо не забыть спросить завтра у Наташи, соседки снизу, знает ли она что-нибудь об этом. У нее есть ключи от квартиры, время от времени она пускает сюда мастеров. Учитывая, что здание было полностью реставрировано всего несколько лет назад, просто невероятно, сколько хлопот доставляют сейчас все эти кабели, газовые провода и вентиляция.
Изначально компания «Карлсберг» построила эту 85-метровую силосную башню для хранения солода, но после слияния Королевской пивоварни с другими пивными заводами солодовый склад стал ненужным. Нильс вообще стал теперь равнодушен к пиву, а перешел, как и многие в его возрасте и с его уровнем доходов, на каберне совиньон. Как, кстати, насчет полбутылочки этим вечером? Или даже целой? И что он будет делать — праздновать или скорбеть? Праздновать, что кто-то выжил, или скорбеть о том, что кого-то убили? Да черт с ними, со всеми этими рассуждениями. Нильс откупорил бутылку, так и не определившись в своих настроениях.
Было почти два часа ночи, но он не чувствовал усталости. Дождь стучал в большие панорамные окна. Нильс включил Beatles и сделал погромче, чтобы слышать их Blackbird, пока будет в ванной. Он смыл с ног кровь девочки, прежде чем усесться перед компьютером — этот ритуал с интернетом он проделывал каждый раз, когда возвращался домой и когда просыпался утром. Прежде чем включить компьютер, он немного помедлил. Он скучал по Катрине, в квартире ему недоставало живой души. Без нее он чувствовал себя чужим.
Катрине была партнером в той самой архитектурной фирме, которая перестраивала силосную башню в жилой дом с элитными квартирами, и это ей пришло в голову купить самую красивую из них. Она сказала, что просто влюбилась в нее. Нильс, конечно, тоже был впечатлен, ему нравилось, что квартира так высоко, что отсюда открывается лучший во всем Копенгагене вид на город. В то время производство все еще находилось в этом районе, и каждый раз, когда на заводе разжигали котел, запах распространялся по окрестностям. Потом производство все-таки перенесли, Нильс понятия не имел, куда именно. В Азию, может, как и все остальное? Как бы там ни было, он радовался тому, что запах дрожжей и ячменя больше не сбивал его с ног каждое утро. Пока завод еще работал, у него постоянно было чувство, что на него дышит перегаром старый алкоголик.