— Черт! — Леон повысил голос и прошипел в рацию: — Альбрехтсен! Ты слушал, о чем тут сейчас переговаривались?
— Да! Я беру на себя главный вход.
— Команда номер два? Йенсен? — Никакого ответа. — Альбрехтсен? Ты видишь вторую команду?
— Нет. Но они только что были на месте.
Леон уже слышал, как сигналили машины за грузовиком.
— Черт! — Леон пустился бежать, крича на ходу: — Альбрехтсен! Стань чуть дальше, так, чтобы ты мог одновременно контролировать и главный вход, и въезд.
Леон резко остановился, не веря своим глазам, когда увидел, как Нильс, хромая, выходит в коридор.
— Бентцон? Ты что здесь делаешь? Ты разве не должен лежать в постели?
Нильс опирался на Ханну, которая, в свою очередь, опиралась на костыль. Отличная пара.
— Что случилось, Леон?
— Ничего особенного, не беспокойся. У нас все под контролем.
Они оба услышали, как Альбрехтсен отчаянно кричит в рацию:
— Проехал мимо меня! На подземную парковку.
Леон пустился бежать, голос его звучал, как у генерала на войне:
— Никто не должен выйти из этой машины! Вам ясно?
— Ханна, мы должны отсюда выбраться, — слабым голосом сказал Нильс. Одна необходимость встать с постели стоила ему практически всех сил. Спина горела.
— Но мы не можем, Нильс. Как насчет крыши? Оттуда все будет видно.
— Давай в лифт. — Нильс поковылял к ближайшему лифту. Проходя мимо окна, он выглянул на улицу: резкий порывистый ветер с силой нагибал деревья вдоль обочин. Несколько машин занесло на скользких ледяных дорогах, и они застряли теперь в высоких сугробах, как выброшенные на берег киты: наверняка они хотели избежать столкновения с грузовиком. И надо всем этим последние лучи солнца вели неравную борьбу со снегом и наступающей темнотой. Лучи были желто-красными, из-за этого казалось, что Копенгаген вместе со всеми своими крышами, улицами и воздухом горит в огне.
— Судный день, — прошептал Нильс. — Так он и должен выглядеть: тихий, спокойный и красный.
Он видел теперь, как темный грузовик на очень высокой скорости несется в подземный паркинг под больницей. По пути он врезался в несколько велосипедов, которые расшвыряло в стороны.
— Нильс, ты идешь? — спросила Ханна, стоя у лифтов.
Нильс направился к ней, но темный грузовик не шел у него из головы.
— Не на крышу, — сказал он, почти падая в лифт.
— Но Нильс, это наш единственный шанс, все выходы перекрыты, это невозможно. А в подвале… ты же сам слышал, там полно полицейских.
— Выход, — сказал Нильс. — Мы рискнем. Попробуем пройти мимо них. — Нильс нажал кнопку первого этажа и упал.
— Нильс! — Ханна присела на корточки рядом с ним. — Что с тобой?
— Моя спина. Горит… Сколько осталось? — Он чувствовал привкус крови. — Мой рот.
Он сдался.
— Идем, Нильс, — сказала Ханна, пытаясь поднять его на ноги.
Он слышал ее слова, но они как будто не доходили до него. Он сидел в лифте согнувшись, боль в спине стала невыносимой, как если бы он лег на горящие угли.
— У тебя кровь идет носом.
Он точно в трансе поднес руку к носу. Да, действительно, Ханна права.
— Нам нужно подняться на крышу, Нильс.
— Зачем? — выдавил он.
— Осталось всего несколько минут.
— Ну, значит, я умру, Ханна. Значит…
— Нет, Нильс.
Она достала что-то из сумки.
— Это нам понадобится.
Он с трудом поднял голову.
— Нет, Ханна.
Она держала в руках его пистолет.
15.48 — 4 минуты до захода солнца
Темный грузовик на огромной скорости с грохотом съехал по пандусу. Его чуть не занесло, тормоза сдались, и только чистое везение помешало ему опрокинуться на цементный пол. Леон и другие полицейские окружили машину и прицелились. Альбрехтсен зашел сзади, Леон подошел к боковой двери.
— Полиция! Открывайте дверь очень, очень медленно.
Потом они услышали звук. Голос. Сначала жалобный, потом переходящий в крик. Удивительно громкий крик, который отозвался холодом у них в спинах.
Из машины вышел перепуганный парень не намного старше двадцати, со взъерошенными волосами.
— Ложись! — крикнул ему Леон.
— Я…
— Заткнись и ложись, иначе я буду стрелять!
В ту же секунду Альбрехтсен открыл заднюю дверь и увидел матрас и кричащую женщину.
— Что там происходит, Альбрехтсен? — громко спросил Леон, надевая на молодого человека наручники.
— Леон… — Альбрехстен почти смеялся.
— Что?
— Это моя девушка… — Попытался объяснить молодой человек.