Выбрать главу

Он выбрался на платформу, добрел до скамейки и сел. Боль ушла. Ветер тоже стих, Юлиан больше ничего не чувствовал. «Тебя еще кое-что ждет впереди». Кто это сказал?

Юлиан посмотрел вверх, щит над головой пришел в движение, его тень медленно раскачивалась туда-сюда. Он невольно подумал о Кларе, маме, Пауле, которого не встречал уже несколько месяцев. Даже об Андреа. В существование этих людей почти не верилось, память с трудом воскрешала их лица. И еще на секунду он вспомнил Ветеринга, маленького человека с вечно плохим настроением; никто и не подозревал, сколько он знал. Отчего все свершилось так быстро? Так удивительно быстро.

Небо прояснилось: рельсы тянулись вдаль, соединяясь в одной точке. Там, на севере, набегали друг на друга холмы, много холмов, сталкивались, росли, превращаясь в горы. На востоке, параллельно горизонту, поблескивала тонкой линией большая река или море. Подавшись вперед всем телом, Юлиан долго всматривался. Его наполняло любопытство. За спиной послышался скрип двери, он обернулся, из темного домика обходчика вышел человек. Широкий в плечах, круглолицый, усатый. Юлиан как будто его уже где-то встречал. Давно, а может, и не очень, но это теперь не имело значения.

— Вам чем-нибудь помочь?

— Нет, — ответил Юлиан. — Уже нет.

— Поезд с минуты на минуту подойдет.

Юлиан разглядывал свои руки. Потом поднял глаза к небу: оттуда падали хлопья, бесчисленное множество безупречно белых пылинок. Странное дело: он больше не мерз, и целую секунду, скорее по привычке, этому дивился. Потом кивнул. И вдруг невольно улыбнулся:

— Я знаю.

Я и Каминский

Хелене

Я и в саном деле удивительное существо. Разве не оказывают мне повсюду исключительный прием? Разве не удостаивают меня уважения лучшие умы? Мне свойственно благородство души, вновь и вновь себя обнаруживающее, весьма глубокие знания, неистощимость и незаурядность идей, оригинальное чувство юмора и столь же оригинальная манера выражаться; и сверх того, полагаю, я весьма преуспел в ведении тайн человеческой натуры.

Джеймс Босуэлл. Дневник, 29 декабря 1764 г.{1}
Daniel Kehlmann. ICH UNO KAMINSKI
Copyright © Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main, 2003
Перевод и комментарии В. Ахтынской

I

проснулся, когда проводник постучал в дверь купе:

— Начало седьмого, через полчаса приезжаем. Слышите?

— Да, — пробормотал я, — да.

С трудом заставил себя встать. Я спал, развалившись на трех сиденьях, один в купе, спина у меня болела, шея затекла. В мой сон то и дело настойчиво вторгались стук колес, голоса из коридора, объявления на каких-то станциях, меня мучили кошмары, я часто просыпался; один раз кто-то, кашляя, распахнул снаружи дверь, и мне пришлось встать, чтобы снова ее закрыть. Я потер глаза и выглянул из окна: моросил дождь. Надел ботинки, выудил из чемодана старую бритву и, зевая, вышел в коридор.

Из зеркала в туалете на меня пристально смотрело бледное лицо, волосы растрепались, на щеке отпечатался узор обивки. Я включил бритву, она не работала. Открыл дверь, успел заметить мелькнувшего на другом конце вагона проводника и крикнул:

— Можно вас на минутку?

Он подошел, со слабой улыбкой глядя на меня.

— Бритва не работает, — сказал я, — электричество, наверное, отключили.

— Быть того не может, — ответил он.

— Да сами проверьте, отключили, — настаивал я.

— Не отключили, — упрямился он.

— Отключили!

Он пожал плечами:

— Ну, значит, пробки перегорели, я-то что могу сделать?

— Но для чего же тогда существуют проводники!

— Не проводники, — возразил он, — а члены поездной бригады.

— Не важно, — процедил я.

Он спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

— Не важно, как называется эта бесполезная профессия.

— Я не позволю себя оскорблять, полегче, а то как бы и в морду не получить, — сказал он.

— Только попробуйте, — сказал я, — я все равно буду жаловаться. Как ваша фамилия?

— И не подумаю, — заявил он, — а ты — лысый старый дебил.

Потом он повернулся и, бормоча ругательства, зашагал прочь.

Я закрыл дверь туалета и озабоченно посмотрел в зеркало. Откуда этот идиот взял, что у меня лысина? Разумеется, нет никакой лысины. Я умылся, вернулся в купе и надел пиджак. За окном по-прежнему нанизывались рельсы, опоры и провода, поезд замедлил ход, вот уже показалась платформа: рекламные щиты, телефонные будки, люди с багажными тележками. Поезд затормозил и остановился.