— Можно закурить?
Он не ответил, он заснул. Я покашлял как можно громче, но это не помогло, он так и не проснулся. Побарабанил пальцами по рулю. Покашлял. Тихо помурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Он не имеет права спать, он должен говорить со мной! Наконец я махнул рукой и выключил диктофон. Какое-то время слушал его храп, потом закурил. Но он и от дыма не проснулся. На кой черт ему, собственно, снотворное?
Я моргнул, мне вдруг показалось, что я заснул, испуганно вздрогнул, но ничего страшного не произошло, Каминский храпел, на шоссе было пусто, и я снова вывел машину на правую полосу. Спустя час он проснулся и заставил меня остановиться, потому что ему срочно потребовалось выйти. Я озабоченно спросил, не помочь ли ему, но он пробормотал; «Этого еще не хватало», — выбрался из машины и в рассеянном свете фар стал возиться со своими штанами. Держась за крышу, он осторожно сел и захлопнул дверь. Я завел мотор, и через несколько секунд он снова захрапел. Один раз он что-то пробормотал во сне, подергивая головой, от него исходил слабый старческий запах.
Утро постепенно вывело из тумана горы и отдалило небо, в разбросанных по равнине домах загорались и вновь гасли огни. Солнце взошло и все выше взбиралось по направлению к зениту, я опустил солнцезащитный козырек. Скоро шоссе заполонили машины, автофургоны, то и дело попадались тракторы, которые я, сигналя, обгонял. Каминский вздохнул.
— А кофе будет? — вдруг спросил он.
— Сделаем.
Он откашлялся, шумно подышал носом, пожевал губами и настороженно прислушался к моим движениям.
— Кто вы?
Сердце у меня на мгновение замерло.
— Цёльнер!
— Куда мы едем?
— К… — Я сглотнул. — К Терезе, к вашей… К Терезе Лессинг. Мы же… Вы вчера… так решили… Я хотел вам помочь.
Казалось, он раздумывает. Лоб его избороздили морщины, голова слегка задрожала.
— Мне повернуть? — спросил я.
Он пожал плечами. Снял очки, сложил их и сунул в нагрудный карман халата. Глаза у него были закрыты. Он ковырял в зубах.
— А мне вообще подадут завтрак?
— Как только доедем до какого-нибудь мотеля…
— Завтрак! — повторил он и сплюнул. Ни с того ни с сего, на пол перед собой. Я испуганно покосился на него. Он поднял огромные руки и потер глаза.
— Цёльнер, — хрипло произнес он, — так, кажется, вас зовут?
— Правильно.
— А сами вы рисуете?
— Уже нет. Попробовал было, но, когда провалился на вступительных экзаменах в школе искусств, бросил. Может быть, и зря. Подумываю снова начать.
— Не стоит.
— Я занимался живописью цветовых полей в стиле Ива Кляйна{18}. Некоторым они нравились. Но, конечно, глупо было бы всерьез полагать…
— Именно это я и хотел сказать. — Он не спеша надел очки. — Завтрак!
Я снова закурил, по-видимому, его это не беспокоило. На какое-то мгновение я об этом пожалел. Выпустил дым в его сторону. Табличка возвещала мотель, я въехал на стоянку, вышел и захлопнул за собой дверь.
Я нарочно не спешил, пусть посидит и подождет. Ресторан оказался пыльный, прокуренный, почти пустой. Я потребовал два стаканчика кофе и пять круассанов.
— Хорошо заверните, кофе покрепче!
— На мой кофе еще никто не жаловался, — сказала официантка и бросила на меня томный взгляд.
— Вы меня, наверное, путаете с кем-то, кого это интересует.
— Вы мне что, нахамить хотите?
— Давайте быстрее, мне некогда.
Изо всех сил стараясь не уронить, я донес до машины дымящиеся стаканчики и бумажный пакет с круассанами. Задняя дверь была открыта, за креслом водителя расположился какой-то тип и в чем-то настойчиво убеждал Каминского. Тощий, в роговых очках, с жирными волосами и торчащими зубами. Рядом с ним лежал рюкзак.
— Помните, сударь! — сказал он. — Главное — осторожность. На самом легком пути неизменно подстерегает зло.
Каминский с улыбкой кивал.
Я сел за руль, захлопнул дверь и недоуменно переводил взгляд с одного на другого.
— Это Карл Людвиг, — объявил Каминский, как будто все вопросы этим исчерпывались.