Я качаю головой.
— Лучше не стоит.
Может получиться неловко, поскольку я смеялась над ним.
***
Час спустя мы сталкиваемся с проблемами.
Некоторые поселения вдоль этой дороги не ушли и не бросили свои города. И, что вполне понятно, они не хотят, чтобы незнакомцы проезжали за их охраняемый периметр. Они выставили баррикады и не пропустят нас.
Они нормальные люди, совсем как Трэвис и я. Они пытаются защитить себя и спокойно жить своей жизнью, насколько это возможно. Мы не спорим и не пытаемся переубедить их, чтобы те нас пустили.
Но это означает, что нам почти пятьдесят километров приходится пилить по бездорожью, чтобы их объехать.
Один охранник, с которым мы говорим, рассказывает нам о старой горной тропе, которая пролегает по лесу и в итоге выведет нас на ту же дорогу за всеми баррикадами. Проискав ее почти час, мы с Трэвисом все же находим эту тропу. Езда дается сложно, путь завален опавшими ветками и резко петляет вверх и вниз по горам. Это намного медленнее, чем ехать по дороге, и я даже не хочу думать о том, насколько больше бензина мы тратим.
Мы преодолели лишь половину тропы, когда начинает темнеть.
Вокруг нет домов. Нет никаких построек. Нас окружает лишь полумертвый лес.
— Нам придется разбить лагерь, — наконец, говорит Трэвис.
Я уже пришла к тому же выводу.
— Ладно, — я сглатываю. — Думаешь, мы будем в безопасности.
— Наверное. Вокруг ни души. Едва ли тут еще кто-то будет проезжать.
Он еще несколько минут ведет машину, после чего мы находим хорошее место, ровное и с быстрым доступом к ручью, который течет вдоль тропы.
Он паркуется, и мы принимаемся за дело.
Трэвис копает яму и разводит в ней небольшой костер. Я проверяю воду в ручье, и она оказывается на удивление чистой. Я наполняю большой котелок, имеющийся у нас в запасе, и начинаю кипятить воду над огнем — дополнительная мера предосторожности, чтобы мы не заболели из-за каких-нибудь бактерий. Когда вода вскипит и остынет, мы сможем наполнить все свои пустые бутылки. Пока она кипятится, я открываю банку тушеных бобов и вываливаю ее в котелок поменьше.
Мы подогреваем бобы и едим их с вяленой олениной. Я выпиваю две бутылки воды, и Трэвис делает то же самое. Поскольку у нас будет вода, чтобы сразу же наполнить их, мы можем позволить себе такую роскошь.
На самом деле, ужин получается замечательным.
Закончив, я достаю новый тюбик зубной пасты и втираю небольшое количество в зубы, затем споласкиваю рот.
Я почти и забыла, каково это — ощущать чистоту во рту.
Вдохновившись зубной пастой, я решаю искупаться в ручье. Я хватаю одно из полотенец и беру из сумки наполовину использованный брусок мыла.
Трэвис выдавливает себе зубную пасту, когда я встаю и говорю:
— Я пойду помоюсь.
Он кивает и хмыкает.
— Я имею в виду, реально помоюсь. В ручье.
Я вижу, как понимание отражается на его лице.
— Смотреть не буду.
— Спасибо. Видит Господь, мы оба пахнем не очень хорошо. Тебе тоже стоит подумать о том, чтобы помыться.
Его брови взлетают на лбу.
— Ну не одновременно, — поспешно объясняю я. — После меня, имею в виду. Можешь помыться после меня. Если хочешь.
Черт. Можно ли еще сильнее выставить себя идиоткой?
Он издает один из тех странных, тихих, хрюкающих звуков, что я слышала от него раз или два.
— Понял.
Небо темнеет, но полная темнота еще не наступила, и от костра полно света. Я подхожу к ручью и снимаю грязную одежду, убедившись, что Трэвис изменил позу и сидит спиной ко мне.
Я оставляю на себе майку и трусики, потому что не могу заставить себя раздеться под открытым небом. Затем захожу в ручей.
Ручей довольно крупный, и глубина воды составляет около шестидесяти сантиметров. Мне с лихвой хватает, чтобы намочиться, намылиться и смыть все с себя.
Я наслаждаюсь этим. Очень. Чувствую, как грязь, пот и пыль последних дней смываются с меня прохладной водой.
Я приседаю и наклоняюсь, чтобы опустить под воду всю голову, расплетаю волосы и надеваю резинки на запястье, чтобы не потерять.
Царапая ногтями кожу головы, я жалею, что нет шампуня. За неимением лучше я намыливаю руки мылом и переношу пену на волосы.
Не лучший вариант, но и то хорошо.
Выпрямляясь, я чувствую себя намного лучше. Воздух становится прохладнее с наступлением темноты, но температура вполне комфортная.
Я смотрю в сторону Трэвиса. Он до сих пор сидит в той же позе. Его спина прямая как кол.