Я кусаю до крови.
Он разъяренно ревет и отпускает меня, но прежде чем я успеваю отпрянуть, он замахивается кулаком. Если бы удар пришелся в полную силу, я бы потеряла сознание, но он лишь вскользь задевает мою щеку. Все равно больно. И я теряю равновесие и падаю.
Даже в этот момент я тянусь к оружию.
Затем раздается другой звук. Я вообще его не узнаю.
Это похоже на рычание. На дикое животное.
Но это не так.
Это Трэвис.
Он бежит со всех ног и набрасывается на нападавшего мужчину, повалив его с такой силой, что тот отлетает на пару метров.
Драка быстрая и неприглядная. Я едва могу ее отследить. Трэвис оказывается сверху другого мужчины. Поначалу он бьет только руками, но потом противник вытаскивает нож и атакует им. Трэвис каким-то образом отбирает оружие.
А потом проливается кровь.
Много крови.
Трэвис вонзил охотничий нож в шею мужчины сбоку.
Тот умирает за считанные секунды.
Трэвис встает, поднимает свой дробовик и упирает приклад в плечо, прицелившись в Хэнка.
Хэнк наблюдал за всем словно в опешившем трансе, но теперь поднимает руки и делает шаг назад.
— Это не я. Это был не я!
— Не он, — каркаю я с земли. — Это был не он. Он говорил другому парню остановиться.
Трэвис выстреливает над головой мужчины. Выстрел оглушительно гремит в послеобеденной тиши.
— Беги. Беги немедленно.
Хэнк стремительно разворачивается, не обращая внимания на кровь от оставленной мною раны, и бежит. Он не останавливается и не оборачивается.
Трэвис ждет, пока он не скрывается из виду. Затем опускает оружие и подходит ко мне. Он опускается на колени и пытается нежно заставить меня выпрямиться.
— Черт. О черт, Лейн. Ты в порядке?
Я пытаюсь сказать, что все нормально, но выходит лишь какой-то скулеж.
Он издает невнятный гортанный звук, и его лицо на мгновение искажается.
Моя голова раскалывается, я оглушена ударом, но понимаю, что серьезного урона нет. Я пытаюсь заставить свое горло нормально работать.
— Я в порядке. В порядке.
Он осматривает то место, куда мужчина ударил меня.
— Кровь идет?
Трэвис прикусывает губу.
— Совсем немножко.
— Я хочу помыться. Его пот… его пот повсюду на мне…
Трэвис что-то бормочет и встает, помогая мне подняться. Когда мои колени подкашиваются, он подхватывает меня на руки и несет к пассажирскому сиденью джипа. Я опускаю руку, чтобы убрать свой пистолет (зачем, черт возьми, я оставила его там?), и Трэвис нежно садит меня на сиденье.
Он заводит машину и едет к ручью, после чего выносит меня на берег.
Я могу ходить. Я знаю, что могу.
Просто сейчас у меня нет силы воли спорить с ним.
Трэвис роется в наших вещах в поисках мыла и полотенца, затем опускается на землю рядом со мной. Я уже наклонилась и плещу водой себе в лицо.
Я уже неспособна чего-либо стесняться. Я просто хочу смыть с себя запах и пот этого ужасного мужчины. Я стягиваю футболку, бросаю на землю и брызгаю водой на свою грудь и руки.
Я беру предложенное Трэвисом мыло, намыливаюсь и ополаскиваюсь, тру свою кожу, пока запах мужчины не исчезает. Я утыкаюсь лицом в сырое полотенце и с минуту трясусь, наконец-то избавляясь от напряжения.
Трэвис встает, и я не знаю, зачем, но потом он возвращается с другим полотенцем. Он макает один конец в воду, затем протирает им мою спину. Я дрожу, пока он намыливает то место, а затем еще раз протирает полотенцем.
Его руки такие осторожные. Такие мягкие.
— Тебе нужно… — его голос срывается, будто он забыл, как им пользоваться.
Я опускаю полотенце и вижу, что он жестом показывает на мои джинсы.
— Нет. Там он меня не трогал.
Я вижу, как это отражается на его лице.
Трэвис протягивает руку, убирает часть волос, выбившихся из моих кос, затем опускает руку обратно на колени.
— Можно мне… можно мне обработать… место, где он тебя ударил?
Я без слов киваю и наблюдаю, как он встает и возвращается с антисептической мазью и пластырями.
Он аккуратно стирает кровь, затем приклеивает один большой пластырь.
— Ранка не очень большая, — бормочет он. — В основном будет синяк.
Мне все еще больно в том месте, куда ударил кулак мужчины. Все могло быть намного хуже.
Я не могу перестать дрожать. Мое нутро скручивает тошнотой.
— Спасибо, — хриплю я.
Его лицо снова искажается.
— За это. И за то, что пришел на помощь.
— Я должен был прийти раньше. Прости. Я понимал, что ты задерживаешься. Я должен был… — его акцент усиливается, когда он расстроен.