Он врезался.
Астероид был не настолько крупным, чтобы спровоцировать полное уничтожение. Так сказали ученые.
Но все оказалось настолько плохо, что никто и не мог представить.
Массовое бегство из Европы за те два месяца перед ударом, подкосило мировую экономику и стабильность, пока все развитые страны принимали к себе как можно больше иммигрантов. Пыль и обломки, разбросавшиеся при ударе, заставили глобальную температуру понизиться, а дымка почти год заслоняла большую часть солнечного света.
И как будто этого оказалось недостаточно, планета пыталась воспротивиться атаке, породив разрушительные цунами, ураганы и землетрясения на всех континентах.
Мы в США не ощутили самого удара, но явно почувствовали его отголоски, черт возьми. Люди бежали с побережий, волнами устремляясь к центру страны, чтобы сбежать от натиска одного урагана за другим на восточном побережье и от постоянных землетрясений на западном.
Затем супервулкан под Йеллоустоном начал рокотать. Большого извержения так и не случилось, но на протяжении двух лет он постоянно выплевывал облака пепла.
Обширные протяженности сельскохозяйственных угодий в центре Северной Америки, которые едва пережили похолодание и дымку пыли, оказались добиты пеплом.
Это уничтожило нашу еду.
Электричество, средства связи и правительство рухнули следующими.
Люди умирали. И продолжали умирать.
В последней радиопередаче, что я слышала, озвучили предположительные подсчеты, что население мира сократилось вдвое.
Я была уверена, что теперь оно сократилось еще сильнее.
Некоторые люди прятались в бункерах, забрав с собой как можно больше еды и припасов.
Некоторые люди полностью сдались.
Некоторые люди объединились в блуждающие банды, которые стали известны как стада. Они иногда насчитывают аж до тысячи человек, передвигаются по остаткам дорог на грузовиках и танках, забирают все, что пожелают, убивают всех, кто встает на их пути.
Мой маленький городок насчитывал три тысячи жителей, когда мне было шестнадцать.
К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, нас осталось лишь полторы тысячи, потому что многие переехали из-за страха близости к побережью или примкнули к бандам или группам выживальщиков.
Люди, оставшиеся в Мидоузе, делали все возможное. Во второй год, когда сообщения о стадах, опустошавших все поселения, на которые они натыкались, становились все чаще, руководители города взорвали мост через реку, который служил основным средством въезда в Мидоуз. Две других дороги были горными и петляющими, защитить их было проще.
Большинство мужчин в городе, а также многие женщины умели охотиться, рыбачить и стрелять. Мы объединились с соседними городами, чтобы обслуживать и охранять электростанцию, так что электричество у нас сохранилось еще несколько месяцев после того, как остальная страна погрузилась во тьму. Еду делили и распределяли между всеми. Все старались вести свой вклад. Этого все равно было недостаточно.
Месяц назад, когда численность животных в лесах сократилась из-за перемены климата, а в реке перевелась рыба, большая часть из четырех сотен выживших в Мидоузе собрала вещи и отправилась в Форт-Нокс, услышав слухи о том, что армейская база в Кентукки охраняется остатками армии и принимает беженцев. То же говорилось о Форт-Брэгг в Калифорнии, но люди беспокоились, что это слишком близко к побережью, так что решили отправиться в Форт-Нокс. Единственные, кто не пошел с ними — это люди, не пожелавшие оставлять больных родственников, которые не могли пуститься в путь.
Например, я. Я потеряла деда, когда электростанция вышла из строя, и я не собиралась расставаться с бабушкой. Она умоляла меня уйти, но я отказалась. Не могла. Даже зная риски, я оставалась с двумя десятками других, и мы несколько недель влачили скудное существование.
Два дня назад моя бабушка умерла, и поэтому теперь я на пути в Форт-Нокс.
Может, я найду остальных жителей моего города.
Больше мне идти некуда.
***
Бензина в моем мотоцикле хватает почти на восемьдесят километров. Я держусь маленьких сельских дорог, где меньше шансы наткнуться на других людей, потому что «люди» неизбежно равно «опасность». Я неплохо справляюсь и сталкиваюсь лишь с несколькими маленькими группами, идущими вдоль дороги.
Видя, что бензин начинает заканчиваться, я сворачиваю на обочину и смотрю на дорожную карту, которую выдрала из старого атласа дома. Мне предстоит преодолеть еще почти пятьсот километров. Мне нужен бензин, и единственный способ добыть его — найти брошенное транспортное средство, откуда его еще не сцедили.