Он терпелив.
Он всегда давал мне то, в чем я нуждалась.
Он и сейчас дает мне то, в чем я нуждаюсь.
Моему телу хорошо, но оно не приближается к оргазму. Однако в итоге я чувствую, что напряжение в теле Трэвиса начинает изменяться. Он становится горячее. Его ритм уже не такой размеренный.
Мне тоже надо дать ему то, в чем он нуждается.
Я впиваюсь пальцами в его задницу. Он охает и дергает бедрами.
— Ох, бл*ть, милая.
— Кончай сейчас, — я сжимаю его ногами и своими внутренними мышцами, заставляя его снова охнуть. — Я хочу, чтобы ты кончил.
— Ты уверена?
— Да. Я готова. Я хочу, чтобы ты кончил.
Его тяжелое дыхание учащается до громкого пыхтения, бедра активно работают. Минуту спустя он выдавливает:
— Лейн. Бл*ть. Лейн.
Его тело напрягается так, будто вот-вот сломается. Он с силой вдалбливается в меня.
В самый последний момент он ахает и приподнимает бедра, чтобы выйти. Он натужными брызгами кончает на мое бедро.
Он едва успел выйти. Обычно он делает это раньше.
После я притягиваю его сверху. Крепко обнимаю, пока его тело расслабляется.
Мое тоже расслабляется, но ком из горла не уходит.
Трэвис встает, чтобы привести нас в порядок, а я в итоге нахожу в себе силы сходить в туалет.
Я проверяю пса. Он развалился на боку на маленьком коврике в гостиной и громко храпит.
Затем я возвращаюсь в постель и перелезаю через Трэвиса, чтобы попасть на свою половину кровати.
Он притягивает меня к себе, и я засыпаю в его объятиях.
Я так и лежу в его объятиях, когда просыпаюсь следующим утром.
***
Мы тихие, как это обычно бывало по утрам, пока одеваемся, завтракаем и собираем вещи в джип. Мы берем столько еды и припасов, сколько можем вместить в грузовой отсек, и наполняем все наши бутылки водой из колодца.
Пес съедает порцию корма, уходит по своим делам, а затем ходит за нами хвостиком, пока мы собираем вещи, высунув язык и наблюдая за происходящим. Его хвост иногда нерешительно виляет, как будто он надеется порадоваться, но не уверен, что ему это позволено.
Я едва могу смотреть на него.
Когда мы упаковываем вещи и Трэвис в последний раз осматривает дом, чтобы убедиться, что нам больше ничего не нужно брать с собой, я быстро и крепко обнимаю пса, на минуту зарываюсь лицом в его шерсть, а затем отпускаю его. Я забираюсь на пассажирское сиденье машины.
Я не собираюсь плакать.
Это собака. Мы даже не придумали ему имя. Мы знали, что нам придется оставить его.
Я сажусь на свое место и молюсь, чтобы Трэвис поскорее вернулся, и мы уехали отсюда до того, как я начну реветь.
Трэвис все еще в доме, а пес сидит рядом с машиной и выжидающе смотрит на меня.
Когда я не двигаюсь, пес подходит и кладет передние лапы на пол с пассажирской стороны. Я думаю, он просто приподнимается, чтобы его погладили, поэтому наклоняюсь и глажу его по голове, по ушам.
Он несколько раз виляет хвостом и запрыгивает прямо ко мне в джип.
Я издаю приглушенный стон, когда он перелезает через мои ступни. Рядом с моими ногами лежит стопка сложенных полотенец и одеяло, поскольку это единственное место, где мы могли их разместить, и пес плюхается прямо на них.
Он радостно пыхтит, глядя на меня, выглядя очень довольным собой.
Я сижу напряженно, почти дрожа от волнения.
Я не могу выгнать пса.
Я просто не могу.
Я действительно не думаю, что способна на это.
Проходит еще минута, прежде чем Трэвис выходит, одетый в свои джинсы и черную футболку, которые мы нашли в том пустом доме. Он проверяет, заперта ли дверь — мы уже решили взять ключ с собой на случай, если нам понадобится вернуться за припасами когда-нибудь в будущем — а затем направляется к джипу.
— Пес, должно быть, убежал, — говорит он, приближаясь. — Не могу его найти. Хотел попрощаться… — он замолкает, проскальзывая на водительское сиденье и замечая пса поверх полотенец.
Он замирает, глядя сверху вниз на высунутый язык собаки и едва заметно виляющий хвост.
Его молчание длится так долго, что я ерзаю на своем месте.
— Я его сюда не сажала. Он залез сам.
Трэвис делает глубокий вдох, его взгляд перемещается с пса на мое лицо.
Я не шевелю ни единым мускулом. Я чувствую, как под моим левым глазом собирается слеза, и в конце концов мне приходится смахнуть ее кончиками пальцев, прежде чем она упадет.
Трэвис кривится.
— Черт возьми. Будь все это проклято. Ему придется сидеть прямо там. Другого места для него нет. Я схожу за собачьим кормом.
Я издаю негромкий всхлипывающий звук, когда из глаз вытекает еще пара слезинок. Я глажу пса, пока Трэвис уходит в дом и возвращается с пакетом собачьего корма.