Обедая, мы оба изучаем карту.
— Главные ворота тут и тут, — говорит Трэвис, показывая нужные места на карте. — Но мы не знаем, какими воротами воспользоваться. Не знаю, то ли они удерживают всю базу, то ли только часть ее, и где вообще впускают народ.
— Черт, это место огромно.
— Ага.
— Что нам надо, так это попасть куда-нибудь, где можно осмотреться. Здесь есть возвышенность, на которую можно подняться и посмотреть на базу?
Трэвис хмуро смотрит на карту.
— Может быть. Всю базу не увидим, но, возможно, рассмотрим часть ее и одни из ворот, — он проводит пальцем по одной стороне. — Здесь должна быть местность повыше. Мы можем поехать вот так — дорог нет, но проехать сумеем — и окажемся примерно здесь. Возможно, оттуда увидим получше.
— Как по мне, неплохо. Я предпочла бы знать, куда мы направляемся, а не просто переть вслепую.
— Тогда давай так и сделаем.
Вся вторая половина дня уходит на объезд, избегание дорог и соседних населенных городов. Когда мы добираемся до нужных окрестностей, уже наступает закат.
Теперь слишком темно, чтобы видеть что-то вдалеке, даже если мы заберемся на вершину самого высокого холма и посмотрим, так что вместо этого мы ищем, пока не находим хижину в стороне.
Она пустует. Лишь одна комната с маленькой кроватью и встроенным шкафом. Вот и все. Нет ни единого предмета мебели, чтобы поставить перед дверью, хотя есть большая доска, которой можно подпереть ее. Окна не разбиты, но и ничем не защищены.
Это лучше, чем ночевать под открытым небом, но нам придется спать под открытым небом.
Я ложусь первой, все мое нутро так и скручивает из-за того, что случится завтра. Пес сворачивается на полу у кровати. Я проспала всего пару часов, когда резко просыпаюсь от того, что Трэвис зовет меня по имени.
Он говорит тихим, торопливым голосом.
Я сажусь на кровати, мое тело сразу переходит в кризисный режим.
— Фары, — он стоит у окна, держа дробовик наготове.
— Сюда едут?
— Ага. Уже паркуются.
— Вот черт, — я выкатываюсь из постели, хватаю пистолет и встаю ко второму окну.
— Встань сбоку, — говорит Трэвис. — Не знаю, кто это. Вдруг выстрелят прямо в окно.
Я подчиняюсь и выглядываю настолько, насколько это возможно, чтобы не сделать себя мишенью. Я не вижу ничего, кроме фар. Пес тоже проснулся и теперь тихо рычит у моих ног.
Я едва не выпрыгиваю из собственной шкуры, кода громкий выстрел раскалывает тьму. Мужской голос кричит:
— Кто бы там ни был, эта хижина вам не принадлежит.
Несмотря на грубую властность тона, эти слова приносят мне облегчение. Непохоже, что это тот, кто хочет просто так вредить другим.
— Она пустовала, — кричит Трэвис в ответ. — Мы не знали, что тут занято. Мы не ищем проблем.
— Тогда убирайтесь оттуда на хер!
— Нет, пока не узнаем, кто ждет нас снаружи.
Я слышу, как незнакомый мужчина что-то приглушенно произносит. Похоже, он матерится себе под нос. Затем он выкрикивает:
— Сначала сами назовитесь.
Трэвис не отвечает сразу же.
Я знаю, почему он колеблется. Признать, что внутри всего двое, может дать незнакомцам преимущество. Но теперь я абсолютно уверена, что мужчина снаружи не желает на нас нападать. Он напоминает мне Трэвиса. Защищает себя. Людей с ним.
Старается изо всех сил.
Я слышу это по его голосу.
Это противостояние будет длиться вечно, если кто-то не разрешит эту дилемму.
Так что я следую своим инстинктам и кричу:
— Тут только я и он. Нас двое. Мы не ищем проблем. Но мы не будем выходить, пока не убедимся, что это безопасно.
Воцаряется пауза. Затем…
— Лейн? Это ты?
Новый голос. Женский. Знакомый.
Я прекрасно знаю, кто это. Потому что слышала его почти каждый день.
— Мисс Дженсон?
— Да! О Боже мой, Лейн, поверить не могу, что это ты. Кто там с тобой?
Трэвис повернулся ко мне и вопросительно хмурится.
— Это мисс Дженсон! Она преподавала мне английский в девятом классе. Она была с той группой, что покинула Мидоуз, — далее я кричу в окно: — Там есть еще кто-то из Мидоуза?
— Нет! Нас всего четверо. Можешь впустить нас внутрь, пожалуйста?
Я больше не сомневаюсь в людях снаружи, так что бегу к двери. Я сначала бросаю на Трэвиса вопросительный взгляд, и он неохотно кивает.
Я распахиваю дверь и выхожу в темноту.
Мисс Дженсон, учительница, привившая мне любовь к поэзии бежит и обнимает меня.
Она преподавала всего два года к тому моменту, как я оказалась в ее классе, так что сейчас ей нет и тридцати. Она среднего роста, с вьющимися золотисто-каштановыми волосами и ослепительной улыбкой. Я вижу, как она улыбается в свете фар.