И мы с Трэвисом вообще не обращали внимания на окружение.
Вообще.
Седеющий тип в прошлый раз сказал, что если увидит нас снова, то мы уже не уйдем живыми.
И если они пройдут чуть дальше, они найдут караван. Они сумеют предупредить стадо.
Все в отеле окажутся в опасности.
Воцаряется странный момент, когда все мы впятером смотрим друг на друга, замерев на грани между узнаванием и действием, и никто из нас не шевелит и пальцем.
Трэвис реагирует первым. Он толкает меня за себя и поднимает дробовик в положение для стрельбы.
— Беги, — рявкает он. — Сейчас же. В лес. Приведи помощь.
Я подчиняюсь. Это чистый инстинкт. Я напугана, и сложно игнорировать повелительные интонации в его голосе. Так что я разворачиваюсь на пятках и бегу.
Один из парней стреляет в меня.
Я не могу в это поверить, но так и происходит. Я не знаю, кто именно, ибо смотрю в противоположную сторону, но целились явно в меня. Я знаю это потому, что пуля просвистела так близко, что я ощутила движение воздуха у левого уха.
Трэвис испускает разъяренный рев. Затем он стреляет. Я полагаю, что это он. Затем еще больше выстрелов. Много. Громкие. Оглушающие. Ужасающие.
Я слышу, что пес рычит как никогда свирепо. Затем раздается незнакомый матерящийся голос, и пес тявкает от боли.
Именно это тявканье проникает сквозь туман паники в моем мозгу.
Гремят выстрелы. Трэвис стоит там абсолютно беззащитный. Его точно подстрелят.
И один из этих ублюдков только что причинил боль моей собаке.
Мне плевать, что сказал Трэвис. Я не буду убегать. Я сделала всего три шага, но разворачиваюсь и достаю пистолет из кобуры.
Если кто в этом мире и принадлежит мне, так это Трэвис и пес.
И они оба сейчас в опасности.
Я вижу, что один из мужчин целится в Трэвиса, так что я стреляю. Первая пуля улетает мимо, так что я пытаюсь еще раз. На сей раз я попадаю ему в плечо, и он падает.
Пес все еще на ногах, и он подбегает к раненому и агрессивно рычит на него. Даже если мужчина в состоянии встать на ноги, ему это никогда не удастся благодаря псу.
Должно быть, Трэвис подстрелил третьего, потому что он лежит на земле и не шевелится.
Седеющий мужчина тоже ранен, но вскакивает на ноги.
Трэвиса ранили. На его бедре видна кровь. Но пуля, должно быть, зацепила вскользь, потому что травма ему не мешает. Он по-прежнему стоит на ногах и перезаряжает дробовик так быстро, что я едва могу отследить его движения.
Но все же это недостаточно быстро.
Я навожу пистолет на седеющего мужчину, но он стреляет прежде, чем я успеваю нажать на курок. Он целится прямо в Трэвиса.
Я слышу выстрел. Вижу, куда наведено дуло. Трэвис только начинает поднимать дробовик, когда в него попадает пуля.
Я читала в книгах, что в моменты кризиса все происходит как в замедленной съемке, но со мной все не так. Обычно все проносится размытым пятном и случается так быстро, что я не могу отследить отдельные детали.
Но сейчас весь мир будто едва ползет. Возникает слишком большая задержка между звуком выстрела и тем, когда Трэвис дергается от попадания.
Я действительно вижу, как пуля вонзается в его грудь, разрывая футболку. Я вижу кровь, расползающуюся по серой ткани. И я вижу, как он падает назад.
У него уходит слишком много времени, чтобы упасть на землю.
Я слышу гулкий удар, когда он приземляется.
Я кричу. Во все горло. От абсолютной ярости.
Я поднимаю пистолет и стреляю в седеющего мужчину. Я настолько не в себе, что целюсь паршиво. Пуля свистит поверх его волос.
На его лице появляется уродливая ухмылка, когда он ступает ближе к Трэвису, который теперь распростерся на земле. Мужчина игнорирует меня. Он считает, что я не сумею ему навредить. Он собирается снова выстрелить в Трэвиса, чтобы убедиться, что он мертв.
Я точно это знаю.
Я снова целюсь. Моя ладонь настолько вспотела, что я едва могу удерживать оружие. Я стреляю. На сей раз я попадаю ему в бок.
Он охает от боли, делает пару шагов назад. Затем переводит пистолет на меня.
Теперь он зол. Он убьет меня, если сможет.
Я снова стреляю. На сей раз я попадаю ему прямо в грудь.
Он падает и больше не шевелится.
Я бросаю пистолет и бегу к Трэвису, падая на колени у его тела.
— О Боже! Трэвис? Трэвис! Ох, пожалуйста, Господи, пусть он будет жив!
К моему удивлению, глаза Трэвиса открыты, когда я тянусь к нему. Его бледные губы слабо улыбаются.
— Ох, милая. Ты очень хорошо справилась.
Я обеими ладонями зажимаю его пулевое ранение. Оно на самом деле не на груди, а ближе к плечу. Но крови так много. Она везде.