Трэвис хмурится.
— Это можно понять по тому, где солнце — запад или восток.
Я нежно тыкаю его в бок.
— Я не об этом говорю. Я имею в виду просто вид. Вне контекста. Ты бы никогда не понял, закат это или рассвет.
Он притихает на минуту, размышляя. Он улавливает мое настроение. Бормочет:
— Да. Да. Верно.
— Мы все живем свои жизни в одном кадре настоящего. Может, солнце для нас никогда не садилось. Может, это всегда был рассвет.
Трэвис перекладывает кружку кофе в левую руку, чтобы переплести свои пальцы с моими.
— Думаю, так и было.
Мы больше ничего не говорим. Нам и не нужно.
Мы потягиваем наш кофе (роскошь, которая, как мне думалось, навсегда канула в лету) и смотрим, как солнце поднимается выше по дымчатому небу. Насыщенно фиолетовый цвет становится светлее, ярче, превращается в синеву.
Я ошибалась. Теперь я это знаю.
Конца света никогда не наступал.
То, что я считала последним проблеском света, всегда было моим началом.
Эпилог
Год спустя
Августовский день жаркий и парной, и я уже в той части лета, когда мечтаю об осени. Я усталая, грязная, вся вспотела под одеждой. Трэвис быстро едет по кочковатой горной тропе, джип постоянно подпрыгивает, тряся мое тело, косы, внутренности.
— Можешь немного сбавить скорость, пожалуйста? — прошу я наконец, держась за поручень и глубоко дыша, чтобы прогнать тошноту.
— Прости, — Трэвис кардинально замедляется и бросает на меня обеспокоенный взгляд. — Тебя тошнит?
— Меня не тошнит. Просто мне не надо, чтобы меня так трясло.
Он искоса поглядывает на меня, явно поддразнивая.
— Я думал, тебе нравится тряска.
— Не в машине же, — я стараюсь не рассмеяться, но получается не очень хорошо. — В постели — это другое.
— А. Понял, — его улыбка слегка угасает. — Я не хотел, чтобы тебя укачало. Просто не терпится вернуться домой.
— Да. Мне тоже.
Мы провели вдали от нашего маленького домика почти две недели — это самое долгое отсутствие за последний год. Вылазка прошла хорошо. Мы помогли сопроводить группу из примерно пятидесяти пожилых человек, которых надо было доставить в более безопасное место, и все прошло гладко, без серьезных рисков и травм, не считая солнечных ожогов и утомления от жары. Мы с Трэвисом стали регулярной частью сети помощников Мака, и выполнение таких работ всегда помогает мне почувствовать, что я вношу ценный вклад.
Но две недели вдали от дома — это долгий период, во время которого все время надо быть настороже из-за возможной опасности. Я буду рада вернуться.
Пес свернулся у моих ног, время от времени ворчливо поднимая голову, когда машину слишком сильно трясет. Он везде сопровождает нас и всегда выкладывается на все сто.
Но он такой же, как и мы. Ему больше всего нравится быть дома.
Теперь уже недалеко, и я предвкушаю. Я тянусь и тычу Трэвиса в руку.
— Тебе необязательно ехать так медленно. Обещаю, меня не стошнит на тебя.
— Не хотелось бы, чтобы тебя стошнило на пса.
Я смеюсь.
— У него теперь есть имя, знаешь ли.
— Да. Но думаю, он все равно предпочитает «пес».
— Нет, не предпочитает. Он знает свое время. Так, Герцог?
Пес поднимает голову, но увидев, что ничего не происходит, кладет ее обратно, протяжно фыркнув.
— До сих пор не могу поверить, что мы назвали его в честь того стихотворения, — бормочет Трэвис.
— Я думала, то стихотворение — твое любимое.
— Так и есть. Но герцог — убийца!
Теперь я уже беспомощно хихикаю.
— Ну, или Герцог, или Ланселот в честь моего любимого стихотворения. Ты сам выбрал Герцога.
— Не буду я называть своего пса чертовым Ланселотом, — он пытался удержать оскорбленную гримасу, но она сменяется мягкостью, когда его взгляд падает на мое лицо.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Как так?
— Ты знаешь.
Трэвис протягивает руку и нежно поглаживает мою щеку большим пальцем.
— Ничего не могу поделать. Слишком люблю тебя. Иногда это выливается через край. Особенно когда ты смеешься. Почти и забыл, что такое смеяться, пока не сошелся с тобой.
— Ну, это правда. Когда мы начали путешествовать вместе, ты только и издавал тихий фыркающий звук. Я поначалу даже не знала, что это смех.
— Это правда был смех. Просто я не сразу вспомнил, как быть человеком.
— Ты всегда был человеком. Ты всегда был хорошим. Ты напомнил мне, что это возможно.
Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд, и Трэвис сбавляет скорость до черепашьей, чтобы джип не въехал в дерево.