— Очень серьезный человек, понимаешь?
— Или бандит, или депутат, — отвечаю я. — Или два в одном.
— Не угадал. — Кирилл глубоко, до кашля, затягивается, долго пережевывает дым. — В общем, не важно. Нужно будет сделать одну работу. Так получается, что сделать ее можешь только ты.
— Почему? — Мне не очень нравится, как обстоят дела. Я внимательно гляжу на Кирилла.
— Ну, во-первых, потому что я тебе доверяю. А во-вторых, в нашей конторе сделать это больше некому. Ты — лучший. Если бы не ты, конторы бы не было.
— Спасибо, — киваю я, — за комплимент. Так что ему нужно, этому твоему серьезному человеку?
Девушка с непроницаемым татарским лицом, раскрашенным до состояния маски, приносит два блюда пекинской утки. Мелко нарубленное мясо перемешано с овощами. Рагу какое-то, а не нормальная птица. К ней полагается салат с замысловатым названием «Дракон спускается по бамбуковой лестнице». Никогда не знаешь, чего они намешают в свои блюда, китайцы. Заказ делал Кирилл. У меня нет времени ходить в рестораны. Особенно такие.
— В одном банке на Азорских островах у людей зависли большие деньги. Счет, как ты сам понимаешь, приватный. Он заблокирован. Не знаю почему, я не вникал. Короче говоря, нужно вытащить деньги оттуда. Вот так.
Я распечатываю дурацкие палочки, закатанные в пластик, — пользоваться ими не умею. Со стороны, наверное, выглядит смешно, как я ими пытаюсь подцепить скользкий кусок утки. Наконец это удается — нюхаю, отправляю в рот. Острая, пряная, гадкая мешанина. Лучше бы заказать обычный стейк в обычном заведении. Отхлебываю виски. Оно уже не холодное, лед растаял.
— Ты что, шутишь?
— Нет.
Пожимаю плечами:
— Кирюха, я этим заниматься не буду.
— Почему?! — Он сразу вспыхивает, как девушка. Заливается румянцем. Когда Кирилл волнуется, у него всегда румянец во всю щеку. И уши розовеют. Еще с детства.
— Я не Кевин Митник. И не хочу связываться со всяким дерьмом. Пусть другие грабят банки, Кирюха, мне это не надо. И тебе в это влазить не советую. Хочешь, чтобы тебе башку отстрелили, да? И мне заодно?
Он молчит, барабанит палочками по столу — в школьном ВИА когда-то мой друг лабал на ударных. Сигарета торчит в зубах — уже пепла насыпал на чистую скатерть. Руки заняты пепел стряхивать.
— Забудь, — говорю я. — Давай лучше есть. А серьезный человек пусть идет в жопу.
— Это мы с тобой пойдем в жопу, — мрачно отвечает он, не прикоснувшись к китайской птице. — Он знаешь откуда? — Кирилл суетливо и испуганно перемещает зрачки вверх, на то место, где к потолку крепился светильник. — Оттуда. Он полковник.
— Ты чего, Солженицына перечитался? — улыбаюсь я и демонстративно жру свою утку. — Думаешь, на «воронке» приедут и заберут?
Кирилл внимательно разглядывает циферблат своего тяжелого, как бабушкин будильник, швейцарского хронографа. Там, на циферблате, куча дополнительных табло и маленьких стрелок. Может, они ему показывают верное направление жизни, не знаю.
— Он — наша «крыша», ясно?
— Чего-о?
— Того.
— Почему я об этом ничего не знаю? — Вытираю рот салфеткой, швыряю белый комок на середину стола. Комок шевелится, как живой кролик. — А чего я еще не знаю?
— Послушай, — говорит он, потупясь, не поднимая глаз, красный весь как рак. — Мы же с тобой друзья. Помнишь, как яблоки вместе воровали, как… Ладно. А как фирму придумали, помнишь? Сидели в детском садике, в подсобке. На каких машинах работали… «Четверка» — за счастье… И не было у нас с тобой ни денег, ни хрена — только умные головы. Твоя и моя.
— Да-а, сначала кололи Windows три одиннадцать, потом шестую «винду»… Молодость.
— Вот и весь был бизнес! — Кирилл одним махом допил виски и зло грохнул стаканом о стол. — Колоть лицензионные диски и толкать, колоть и толкать… А теперь — сорок человек в конторе, офис в центре, контракт с Силиконовой долиной! Ты на что свою «шкоду» затруханную поменял?
— На «шевроле».
— Во-во. И квартиру купил…
— Да и ты, в общем…
— И я, и я… У нас с самого начала какой был уговор, помнишь? На мне — менеджмент, на тебе — творчество. Я же программер никакой, пустое место, так я и не лезу. Мое дело — бухгалтерия, договора, крестики-нолики… Когда у нас в последний раз налоговая была?
— Давно, — морщусь я.
— А пожарные? А все остальные? Ты думал когда-нибудь, почему так? Нет, не думал? Куда тебе… Ты умный, ты в облаках витаешь. А тупой Кирюха тебе условия создает, блин, для свободного полета. То в бумажках копается, то клиентам жопу лижет… Уборщицы — и то на мне! Ты когда-нибудь интересовался, как это все происходит?
— Перестань, — говорю я, стараясь сохранять трезвую голову. Самое ценное, видимо, что у меня есть. — У меня нет времени заниматься уборщицами и «крышей». Работу надо сдать Джордану к первому сентября, а у меня ни черта не готово. Мы же все каждый день сидим до полуночи. Меня жена скоро съест с потрохами.
Кирилл вздыхает, запускает пальцы обеих рук в свои кудри, жирные от стайлинг-геля. Безмолвная татарская девица приносит нам еще выпить.
— Семья, семья… — ворчит он. — Знаешь анекдот: нашел один программер в лесу лягушку. Ну, принес домой, посадил в банку. А она ему говорит: я не лягушка, а заколдованная принцесса. Поцелуй меня, и стану кем была. Программер посмеялся, за машину сел. Час там прошел, два… Короче, лягушка ему опять говорит: может, ты чего не понял? Я — принцесса, поцелуй меня, то-се… Он опять посмеялся и отвечает: понимаешь, работы много, на баб времени нет. А говорящая лягушка — это круто.
— Дружище, а в морду за такие анекдоты?
— Они на «воронке» не приедут, — вздыхает он со стоном. — Просто не дадут работать. Начнутся проверки постоянные, всякая лабуда. Если Джордан узнает, что у нас проблемы, контракт в жизни не продлит. Зачем? В одной Москве компьютерных фирм до черта. А в Мадрасе, в Сингапуре, в Бангкоке? Им ведь все равно, где софт по дешевке заказывать, лишь бы качественно и в срок. А без Джордана мы — никто. Что ж теперь, десять лет работы — коту под хвост? И все из-за твоих понтов? Из-за того, что ты хочешь оставаться чистеньким?
— Хорошо… Но почему они не могут своих специалистов привлечь? Что у них, никого нет?
— Выходит, не могут, — грустно отвечает Кирилл, поддевая палочками кусок китайского рагу. Управляется он с этими деревяшками дурацкими отлично, но, по-моему, и вкуса еды почувствовать не в состоянии. — Там же свои расклады… Прошу тебя как друга: сделай. Пожалуйста! Жалко ведь, если все так бездарно кончится…
— Ну ты хоть представляешь себе, что такое — кракнуть банк?
— С трудом.
— Я тоже. У них ведь системы защиты, у них… А если не получится? Что тогда?
Кирилл оживает, блестят глаза:
— Ты, главное, соглашайся. Придет этот козел, отвечай ему: сделаю. Там видно будет. Мы же не Кевины Митники, правильно ты сказал.
Сжимаю кулаки, ставлю их перед собой на стол — мой жест, когда я принимаю решение. Твердо гляжу в Кирилловы влажные, перепуганные глаза. Как ни крути, он мой единственный друг. С самого детства. Одноклассник, однокурсник. Родной человек.
— Он придет, мы с ним поговорим обо всем. Я тоже не хочу лажаться. Если да — значит, да. А нет — то нет. Если он «оттуда», значит, умный. Должен понимать.
Моя комната, день, лето.
Я встаю из-за стола, подхожу к окну и вижу у перекрестка торчащий из асфальта пожарный гидрант, похожий на позеленевшую от времени водяную колонку. Или голову языческого идола, занесенного по плечи песками времен. Внезапно гидрант взрывается с громким хлопком, и из земли начинает с шипением хлестать вода. Удивленный, я выглядываю на улицу и вижу, что все до одного гидранты в городе одновременно взорвались. Мутный поток заливает мостовую. Я понимаю, что начинается наводнение.
Паника. Перепуганные люди собираются на сухих островках, сбиваются в кучки и устанавливают нечто вроде походных алтарей различных религий: христианской, мусульманской, иудейской… Подчиняюсь общему для всех импульсу, я тоже выхожу из дому. Люди стоят в длинных очередях у алтарей, молятся с громкими криками страха и страдания и отходят в сторону, уступая место другим. Я брожу от алтаря к алтарю, пытаясь найти свой, близкий мне и моей душе, но, потратив много времени, возвращаюсь в свою квартиру ни с чем.