Барни (протягивая ей стакан). Прошу.
Элейн (берет стакан). И все же, мне хотелось бы задать вам один вопрос.
Барни. Пожалуйста.
Элейн. Как долго вы будете говорить таким приглушенным голосом?
Барни. У меня всегда такой голос.
Элейн. Ну, положим! Я помни, как вы кричали на официантку в своем ресторане: " Дама заказывала жареную осетрину, а вы подаете ей отварную!"… Вы говорите сдавленным голосом потому, что хотите создать атмосферу интимности? Но я не нахожу в этом ничего интимного. Я вас с трудом понимаю.
Барни. Простите, но в новых домах стены как из бумаги. Никакой звуковой изоляции. Наша соседка старушка, целый день сидит дома. Она привыкла к резкому пронзительному голосу моей матери, и если она услышит наши голоса, она подумает, что здесь…
Элейн. Хотите, чтобы я говорила резко и пронзительно, а вы — сдавленным шепотом?
Барни. Нет, нет. Это не выход.
Элейн. Тогда начнем переписываться. Где у вас карандаш и бумага?
Барни. О, помилуйте… Я действительно… Мне так неловко… (Начинает говорить громче.) Теперь вы меня хорошо слышите? Я говорю естественно. Это мой голос. Так лучше?
Элейн (улыбаясь). Намного лучше.
Барни. Вероятно, я кажусь вам каким-то недотёпой… Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Говорите и делайте все, что хотите. Хорошо? (Улыбается.)
Элейн. А вы знаете, у вас очень приятная улыбка.
Барни (смущенно). У кого? У меня?
Элейн. А разве здесь еще кто-нибудь есть?
Барни. О, да, конечно, нет. То — есть — да. Спасибо.
Элейн. За что? Улыбка ваша, не моя.
Барни. Никак не возьму в толк, когда вы шутите, когда говорите серьезно.
Элейн. Сейчас серьезно. А вообще, не придавайте ничему никакого значения.
Барни. Женщине не пристало говорить мужчине приятные вещи. Это мужчина должен говорить женщинам комплименты.
Элейн. Что ж, начинайте.
Барни. Элейн, в вас что-то есть.
Элейн. Уже неплохо. Одно очко в вашу пользу. Будем здоровы! БАРНИ. Ваше здоровье!
Элейн мигом осушает свой стакан. Барни его пригубил, поморщился.
Элейн. Это я вашу жену вижу иногда в ресторане? Высокая блондинка в норковой шубе, а сапоги как у космонавта?
Барни. Она. Как это вы узнали?
Элейн. Узнала, потому как она подошла к кассе молча, взяла всю только выручку, не сказав ни слова. Так поступают бандит либо собственная жена.
Барни. Она проделывает эту операцию раз в неделю по пятницам.
Элейн. А вы давно женаты на своем инкассаторе?
Барни. Порядочно.
Элейн. А точнее? Пять? Десять лет? Сколько?
Барни. Двадцать три года.
Элейн 0, вы уже заслуженные профессионалы. Итак, сегодня пятница: ваша жена в сапогах космонавта направилась в банк, ваша матушка закатывает бинты в больнице — с благотворительной целью… А вы — здесь наедине с одной женщиной с изюминкой и пустым стаканом.
Барни. Простите. (Берет ее стакан. Тщательно обнюхивает свои пальцы, затем берет бутылку, наполняет стакан.) Может быть все-таки, положить лед?
Элейн. Не надо… Почему вы это делаете уже третий раз?
Барни. Делаю, что?
Элейн. Вот это. Нюхаете свои пальцы. Уже третий раз.
Барни. О!.. Рефлекс.
Элейн. Профессиональная болезнь? У вас рыбный ресторан, потому вам всегда кажется, что ваши пальцы пахнут рыбой?
Барни. Увы! И все это от рыбных консервов: устриц, креветок. Уже двадцать лет я каждое утро открываю сотни банок… Но руки я мою душистым мылом, втираю лосьон или крем для бритья, иногда — скипидар. Помогает до четырех часов дня, а потом рыбный запах возвращается, точно прилив.
Элейн. Я бы на вашем месте не обращала бы на это внимания.
Барни. Не обращать внимания? Запах — это так неделикатно. А в общем, хороший я джентльмен! Сижу здесь в своем синем костюме с женщиной с изюминкой и нюхаю свои пальцы!
Элейн. Рыбные пальцы меня не смущают, как и ваш синий костюм. Вы никогда ничего другого не носите?
Барни. Ношу. Только не в ресторане. Отец, бывало, говорил мне: деловой человек, Барни, всегда должен носить респектабельный синий костюм. Я и летом ношу костюм синего цвета, только из легкого материала.