– Бармен! – кричал этот мужик, икая и показывая на свой стакан. – Что это за пиво такое? Не пиво, а ослиная моча.
– Эй, слюнтяй, – отвечал бармен, – если тебе что-то не нравится в моем баре – вали отсюда. Думаю, ночные пустоты с радостью примут тебя. Показать, где выход?
Мужик ничего не ответил и просто отошел. Я и Игрок сели за бар, Риччи с Ларсом остановились поодаль, внимательно все осматривая.
– Эй, бармен! – крикнул Игрок. – А ну давай сюда четыре виски!
Бармен повернул свое всегда недовольное лицо, и его лицо резко переменилось: на нем заиграла улыбка. Старик прокричал:
– Джонни! Ты ли это? Давненько тебя не было видно! Я уж боялся, не сгинул ли ты…
– Джонни? – удивился я.
– Ганс, старая немецкая сосиска! О чем ты говоришь? Смерть не хочет со мной связываться.
– Четыре виски Джонни Вокер для Джонни и его друзей! – нараспев протянул бармен и повернулся к шкафу, где стояло множество разноцветных бутылок.
На лице Игрока я впервые заметил улыбку. Он посмотрел на меня и сказал:
– Да, Джонни. Меня так зовут. Но об этом знают лишь друзья.
– Ты англичанин? – спросил я.
Но в этот момент вернулся бармен и поставил на стойку четыре стакана с виски.
– Прошу, господа. Джонни, мне нужно отойти на несколько минут. Не уходи никуда и присмотри за порядком на стойке. Расскажешь потом, что нового в твоей жизни, сынок.
– Договорились, оставь бутылку.
Бармен поставил бутылку на стойку и ушел. Игрок взял два стакана, повернулся и отдал их Риччи и Ларсу.
– Вот вам вискарь. Идите и веселитесь. Ночь мы переждем тут. Только не хулиганьте сильно, ок?
Риччи взял стакан, сделал глоток, положил руку на плечо Игроку и заорал прямо в ухо:
– Да пошел ты!
После засмеялся и вместе с Ларсом двинул к сцене, где танцевали девушки.
– Так, – повернулся ко мне Игрок, – давай выпьем.
– Я не… Я не пью, – запинаясь, проговорил я.
– Брось! Оглянись и посмотри, в каком мире мы живем. Все пьют! И знаешь почему?
– Почему?
Игрок потянул из своего стакана и продолжал:
– Потому что люди очень слабы. Все наше существование – это битва жизни с тобой. Жизнь сильна и беспощадна, а ты всего лишь жалкий слабый человечек. Видишь вот эту жидкость в стакане? Знаешь, что это?
– Виски?
– Это лекарство. Это обезболивающее. Ты не в состоянии защититься от ударов жизни? Тебе больно? Ты глотаешь это лекарство, лишь подтверждая, что ты слабый человек, который не может устоять в поединке с жизнью. И не говори мне, что ты не пьешь. На сильного ты не тянешь. Скорей всего, жизнь просто щадит тебя и не наносила до сих пор сильных ударов.
– Недавно нанесла, – мои глаза тут же увлажнились.
В горле снова образовался ком, стало невыносимо горько на душе. Я пытался скрыть выступившие слезы, но Игрок все видел, он взял мой стакан и протянул мне.
– Пей! – приказал он.
Я выпил залпом все содержимое стакана. Сначала полегчало, удалось запить ком в горле, но потом я почувствовал резкое жжение и закашлялся. Игрок смеялся и хлопал ладонью по моей спине.
– Ох, Николай…
Осушив стакан, Игрок поставил его на стойку и полез во внутренний карман. Через мгновение он достал старую медаль и дал мне. Это была бронзовая звезда, прикрепленная к колодке из синих, белых и красных лент.
– Что это? – спросил я.
Игрок сделал глубокий вдох, налил нам еще, мы снова выпили, он продолжил:
– Эта медаль досталась мне в наследство. В моем роду она передавалась от отца к сыну. Когда-то мой далекий предок получил эту награду за высадку в Нормандии в 1944 году.
– Ого…
Медаль заворожила меня. Я не знал ничего о высадке в Нормандии и спрашивать тоже не стал: не хотелось показаться невеждой. Было видно, как Игрок гордится и дорожит медалью: он взял её в правую руку, поднес к лицу, внимательно осмотрел, погладил большим пальцем и спрятал обратно.
– Меня зовут Джон Андерсон. Я не англичанин. Я американец. Родился и вырос в Нью-Йорке. Страшный город. Осколки старого мира, но все пытаются жить по-новому. Бандиты, анархисты, какое-то религиозное фанатье. Если на тебе целые ботинки, даже днем могли за них убить. Есть нечего, люди не чурались есть людей. Ужасно… После смерти отца я понял: нужно что-то менять. Мне многие говорили, что разрушены только штаты, а Европа осталась прежней. Наслушавшись этих баек, я наскреб на небольшой катер и повез мать через Атлантический океан. Мне тогда было всего шестнадцать.
Игрок сделал паузу. Мне показалось, что в его горле встал такой же ком, какой был у меня. Он залпом допил виски, налил себе еще и продолжил: