Семён любил лезть в чужие дела.
Это было его кредо, его второе «я».
И не ради праздного любопытства. Вовсе нет. Так он защищал людей от совершения преступлений.
— Ты вообще собираешься спать, голубчик? — донёсся уставший голос деда.
Он пришёл пожелать спокойной ночи, но сейчас для Семёна ночь расследований только начиналась. И она точно будет неспокойной.
Перед ним, в ворохе газет, заметок и фотографий лежали зацепки. Они смотрели на него отовсюду — главное, знать, куда смотреть. Ведь он не только изучал газеты и слухи насчёт менталистов, шарил по урнам, наблюдал за странностями и подсматривал в чужие окна.
Он ещё и следил кое за кем конкретным.
Семён заподозрил его не сразу. Это получилось почти случайно. Он наблюдал за одним ресторанчиком, местом предполагаемого сбора менталистов, о котором слышал в разговоре с торговцем с рынка неподалёку.
Наблюдал долго, целый день — усталость Семёну была несвойственна. Какая усталость, когда тут такое.
А потом он увидел, как глаза одного из новых посетителей блеснули белым, когда он заговорил с официанткой.
Это значило только одно — перед ним менталист.
Но Семён не стал сразу обращаться в полицию — они бы его отослали подальше, потому что он давно к ним ходит и сообщает о подозрительных людях, но в полиции его игнорируют, хотя поначалу прислушивались. Видимо, он им всё же надоел. Самую малость.
К тому же, он обещал сначала всё рассказать Бринеру, но ведь с пустыми руками к нему не пойдёшь — нужны доказательства. Так что Семён решил убедиться, что действительно видел менталиста.
Этого человека он не знал: ни имени, ни должности.
Он снимал квартиру в центре Изборска, рано утром улетал на своём АЭ-Роптере, а возвращался только поздно вечером. Семён ждал его каждый вечер, чтобы хоть немного увидеть через окно, что он делает.
А последнюю пару дней ему вообще приходилось часто перевоплощаться: накладные усы, борода, шляпа, плащ… Всё как надо. Никто бы не узнал, что он пришёл к этой квартире уже не первый раз.
Вот только человек по возвращении всегда зашторивал окно.
Но вчера он всё же не сделал этого, потому что был чем-то растревожен. И тогда Семён увидел то, что повернуло расследование совсем в другое русло.
Да это была просто бомба, не иначе!
Семён даже успел сделать снимки, не совсем чёткие, но всё же что-то можно было разглядеть. И вот эти снимки наконец проявлены и лежат сейчас перед ним.
Остался последний штрих: разглядеть детали.
Семён склонился с увеличительным стеклом над одной из фотографий. Там было запечатлено окно одной из квартир Изборска, горел тусклый свет лампы, узорчатые занавески чуть закрывали собой человека, но его всё равно можно было разглядеть.
И этот человек вёл себя странно.
Очень.
Сначала Семён заподозрил в нём только менталиста и хотел снять доказательства — его белые глаза. Но сейчас… о-о-о… сейчас он готов был поклясться, что увидел через лупу кое-что посерьёзнее. Хотя, казалось бы, куда серьёзнее, чем менталист?
Но это было намного серьёзнее.
А ведь Бринер оказался прав. Это заговор. Самый настоящий! И когда он об этом узнает, то будет в шоке.
— Да-а-а-а! Нашёл! — воскликнул Семён на всю комнату и вскочил со стула с лупой в руке.
Деда уже давно не было в комнате, а за окном стояла глубокая ночь.
Семён перевёл дыхание, сердце заколотилось так, что гудело в ушах. Он всё-таки великий сыщик! Ведь смог найти то, что практически нельзя было найти!
Он выследил не просто менталиста.
Только что под лупой он разглядел, как этот человек применяет ещё один вид магии — некромантию, и одновременно с ней ещё и магию крови.
И такого поворота Семён не ожидал. Да никто бы на его месте не ожидал.
Ведь он нашёл человека, который владеет несколькими Путями магии одновременно. Осталось только узнать его имя и сообщить Бринеру!..
Эпизод 25
За час до поединка трибуны Чёрной арены были уже битком.
Не хватало мест даже для того, чтобы просто стоять, не то что сидеть. Событие вызвало такой ажиотаж, что охране Академии пришлось перекрывать вход, чтобы больше не пускать желающих посмотреть на зрелище.
После того, как я засветился в интервью, на меня обрушилась не очень приятная известность.
С одной стороны я всё ещё оставался сыном ненавистных Бринеров, а с другой — стал избранным, каким меня обозначила Виринея. А если иначе — «закрывателем дыр», как бы паршиво это ни звучало.