— Почему ты так думаешь?
— Потому что трест купил контору по утилизации и взял контракт на эльфийскую небесную крепость примерно год назад.
Как раз когда объявили о строительстве суперпушки и перестройке энергетической сети Марния. В такие совпадения я не верил. Бомон, по всей видимости, тоже.
Террорист 2
Барон Эберхард Макс Пауль фон Кюнсберг, давно уже оставивший себе только титул и фамилию, не был человеком робкого десятка. Однако сейчас ему было страшно. Очень и очень страшно. Он считал, что расстался со страхом давным-давно, когда перестал бояться раскрытия своих действий на востоке. Вот только тогда всё обошлось, можно сказать, он легко отделался, даже орден получил «Процветание» второй степени — весьма забавный выбор, ведь большая часть выручки с тех не самых благоугодных дел пошла ему в карман. Но теперь всё изменилось коренным образом.
С бароном больше никто не желал общаться, его перестали приглашать на приёмы и званые ужины, куда раньше почитали за великую честь заполучить. Он стал парией в маленьком мире аристократов-эмигрантов, ему даже руки больше при встрече никто не подавал. Конечно, оказаться замазанным в истории с террористом номер один всей Эрды, как именовали теперь спасителя принца Максимилиана передовицы всех газет. После такого можно ставить крест на карьере — и либо сразу в петлю, либо убраться подальше с глаз долой и тихо доживать свой век в какой-нибудь глуши.
Фон Кюнсберг выбрал второе. Небольшое поместье вдалеке от лишних глаз, на богатой окраине урба Рейс — столицы Розалии. Он приобрёл его на часть полученных во время действий на востоке денег, понимая, что, возможно, придётся покинуть страну и даже жить у бывших врагов. Именно фон Кюнсберг после переворота улаживал дипломатические сложности и организовывал переезд дальних родственников покойного императора и большей части двора в Розалию. И эту страну он выбрал когда-то именно из-за поместья в хорошем районе Рейса, купленного фактически за бесценок. Барон содержал его, зная, что поместье всегда может понадобиться. И вот теперь жил здесь затворником, уповая на то, что в скором времени всё уляжется, о нём вспомнят и снова пригласят ко двору.
Жил бы себе, наслаждаясь покоем богатого столичного района, где ещё сохранились зелёные парки и частные сады, если бы не страх. Фон Кюнсберг знал, что за ним придут. Если не от таинственного эльфа, решившего-таки избавиться от него, то того самого террориста номер один.
Отпустив слугу, барон вошёл в спальню, не включая света. Огни ночного урба достаточно освещали её, чтобы обходиться без электричества. Фон Кюнсберг, конечно, не был скрягой и не экономил на нём, вот только старые глаза его уже давно болели от слишком резкого света электрических ламп. Он предпочитал им свечи, но сейчас звать слуг, чтобы зажгли их, а после погасили, когда он уляжется в постель, барон не хотел. Слишком много в его жизни было суеты, чтобы разменивать минуты покоя на такие мелочи.
Он шагнул к кровати и лишь тогда почувствовал неладное. В поместье, полном слуг и охранников, настоящих профессионалов, стоящих каждой потраченной на них кроны, барон должен быть спокоен. И всё же он боялся — и страх заставил его замереть в шаге от кровати.
Он почти сорвал моё эффектное появление.
Я щёлкнул зажигалкой — огонёк осветил моё лицо — и закурил сигару. Теперь у фон Кюнсберга — того самого пожилого дипломата, чей вицмундир украшали ордена «Сокровищница» и «Процветание» — не осталось ни малейшего сомнения в том, кто пришёл в гости.
— Адам, включи свет, — велел я Оцелотти.
Тот щёлкнул выключателем, и спальню барона, размером не уступавшую немаленькой казарме, залил яркий свет электрических ламп. Кюнсберг прикрыл глаза и замер передо мной.
Я развалился в мягком кресле в паре шагов от большой кровати, пуская в потолок кольца сигарного дыма. Оцелотти же ненавязчиво подпирал спиной дверной косяк, давая хозяину поместья понять, что на помощь звать не стоит. За пределами спальни остальные мои бойцы были готовы поддержать нас по первому знаку.
— Да как вы смеете… — просипел барон.
— Садитесь уже, — сказал ему я, — садитесь. Разговор нам предстоит долгий и не самый приятный. Да и не привык я как-то, чтобы передо мной стояли титулованные особы.
— Вы… — Слов, похоже, у фон Кюнсберга для меня не осталось.
Я стряхнул пепел в красивую пепельницу и указал барону на кресло напротив.
— Садитесь же, барон, мне не очень нравится глядеть на вас снизу вверх. Или мне усадить вас?