На тротуарах толпились любопытные. На перекрестке стояли полицейские.
- Свернуть, господин барон? - спросил Ганс.
- Нет.
- Остановить?
- Нет, вперед. Вперед, сквозь вонючую мразь, через гнилые обломки.
Ганс - ярый член неофашистской организации «Коричневая рука», участник многих схваток с красными и налетов на демократические организации - стиснул зубы. Такого ему еще не приходилось делать. Там - свои… Нагнув голову, он медленно повел машину прямо на ветеранов войны.
- Прибавь скорость!
Фронтовики хмуро смотрели на блестящий «мерседес-бенц», который двигался на них. Они не дрогнули, им и не такое приходилось видеть. Но когда машина прибавила скорость, ветераны, изрыгая проклятия, попятились, расступились. Однако пожилые альпийские стрелки не успели откатить инвалидную коляску. «Мерседес-бенц» крылом задел коляску, она перевернулась. Раздался отчаянный крик. Взрыв негодования охватил бывших воинов фюрера. Пошли в ход костыли, палки, камни. Раздался звон битого стекла.
- Гони! - заревел Рудольф, нагибаясь и закрывая голову руками.
Полицейские, которые только и ждали удобного повода, кинулись на демонстрантов, обрушивая на их головы и плечи удары резиновых дубинок.
2
«Мерседес-бенц» оказался изрядно помятым. Все стекла, в том числе и толстое лобовое, были разбиты. Ехать в машине оказалось невозможным. Оставив ее на попечение шофера, Рудольф сел в первое попавшееся на глаза такси.
Таксист обрадовался такому клиенту, вернее - дальней поездке. Моложавый, белобрысый, с широкой спиной грузчика, он легко и с шиком вел свой потрепанный «оппель». Город остался позади. Мокрая от растаявшего снега лента шоссе слегка поблескивала и казалась голубой.
Закурив, таксист начал разговор:
- Вчера у меня тоже был дальний рейс. Возил двух туристов. Не то поляки, не то болгары. Славяне какие-то. Знаете куда? В Дахау. У них родственника сожгли там в газовой камере. Подъезжаем, ворота закрыты, а дежурный нам кричит: «Проваливайте! Тут теперь военная тюрьма для американских солдат». Но туристы оказались настойчивые. Суют свои документы и требуют пропустить внутрь, чтобы осмотреть бывший лагерь смерти. Дежурный, молодой паренек, посмотрел на них, словно они с луны свалились, да как захохочет: «И вы поверили красной пропаганде? Ничего такого тут не было… Выдумка коммунистов!» Тогда туристы ему в упор: «А Нюрнбергский процесс тоже выдумка и пропаганда?» Знаете, что дежурный ответил? Он сказал совершенно серьезно: «Нет, Нюрнбергский суд не пропаганда… А еще хуже. На нем коммунисты судили вождей нашей нации»,
- Умный парень,- сказал Рудольф, сразу давая понять, на чьей он стороне.
Таксист осекся и замолчал. Вдали показался старинный замок. Он стоял на холме, его зубчатые башни и готические остроконечные крыши внутренних построек отчетливо вырисовывались на фоне бледного серого неба.
- На развилке сворачивай к замку,- сухо приказал Шилленбург.
Таксист искоса взглянул на пассажира и втянул голову в плечи: только теперь он понял, кого везет.
- Слушаюсь, господин барон!
Проехали по каменному мосту через ров, опоясывающий холм, миновали высокую глухую арку ворот, асфальтированная лента полукружьем повела к широким ступеням старинного здания. Второй этаж украшали балконы с массивными чугунными перилами. Рудольф, не глядя на таксиста, бросил ему деньги и выпрыгнул из машины.
По широким ступеням навстречу ему спешила сияющая пожилая женщина в белом переднике и высокой наколке на седеющих волосах. Няня Брунгильда, старая служанка.
- С приездом, мой господин! - она быстро присела и поцеловала руку боксера.
- Гутен абенд,- скороговоркой произнес Рудольф и побежал вверх по ступенькам, где у колонн его уже поджидал высокий мужчина с крючковатым носом и пышными седыми волосами.- Фатер! Фатер!
- Мой сын! - Рудольф оказался в объятиях старика.
Положив сыну руку на плечо, отец повел Рудольфа по широкому коридору, на стенах которого в тяжелых золоченых рамах висели портреты предков, под ними стояли манекены рыцарей в полном боевом облачении и с копьями в руках.
- Объясни, пожалуйста, что это за шутка? Почему ты приехал на такси? Мы послали машину…
- Длинная история…
В дверях гостиной Рудольфа встречала стройная молчаливая женщина с черными подкрашенными волосами. Черное бархатное платье с глубоким вырезом подчеркивало ее спортивную фигуру. На плечи небрежно накинут горностаевый палантин.