Но наедине он едва не стонал, чувствуя свою беспомощность. Много бы дал, чтобы вернуть Леху на рудник.
Они встретились только через полгода. Быков появился так же неожиданно, как и исчез.
Сашка возвращался домой, чувствуя приятную усталость, после сырости и пыли смакуя чистый морозный воздух. Луна висела над домами, как тусклый прожектор. В ее свете от Сашкиного подъезда отделилась темная фигура, знакомый и чужеватый голос Лехи Быкова прохрипел из мрака:
— Сань! Ты, что ли?
Поздоровались.
— Выпить есть? — сразу же спросил Леха.
Вошли в теплую квартиру. Жена с дочкой уже спали. На кухне под салфетками стояла тарелка с неостывшими еще пирожками. Леха скинул куртку в прихожей, уселся за кухонный стол и подвинул к себе граненый стакан. Сашка открыл холодильник, поставил на стол почти полную бутылку водки с пробковой затычкой в горлышке. Леха зубами выдернул ее и плеснул в стакан. Горлышко мелко задребезжало стеклом по краю стакана. Он сердито отодвинул бутылку и кивнул на нее Сашке:
— Налей сам!
Кравцов чуть плеснул себе в рюмку, а бригадиру налил стакан до самых краев. Тот припал к нему губами, потом подхватил непослушной рукой и опрокинул в рот. Посидел молча, чуть зарозовело лицо. Сбитыми корявыми пальцами отщипнул кусочек пирога, пожевал.
— Эх, Леха, Леха, — простонал Сашка. — Да ты посмотри на себя, от тебя ведь мертвечиной прет! — Он замигал и отвернулся, чувствуя, как наворачиваются на глаза слезы.
Быков дернул головой, не ответил.
— Где же твоя дача с кафелем под потолок? — вздохнул. Ждал, что Леха поправит: не дача — пасека!
Но тот поскоблил ногтем небритую щеку и пробормотал:
— Какой из меня пасечник? Проходчик я… А машину жена отсудила.
Сашка настроился на долгий разговор, но Леха тяжело поднялся из-за стола и вышел, тихо закрыв за собой дверь. Через неделю Быков появился на смене в прежней должности, будто и не было этих никчемных шести месяцев.
Коронка бура, разбрызгивая шлам и воду, легко вошла в породу. И снова Сашка чувствовал рядом с собой надежное быковское плечо. Шевельнулась в душе спокойная радость. Кравцов добродушно выругался: «Старый крот!» Обурив последний шпур, не удержался, ткнул Леху локтем — хоть на десять минут, да обошел напарника. Ждал знакомой усмешки, шалых глаз. Но Леха повернул к нему спокойное, заляпанное шламом лицо. Сашка вздохнул: сломался бугор, а каким проходчиком был!
Отключили воздух. Стихли свист и шипение. Влажная стенящая тишина хлынула в забой.
— Все! Раз, два… двенадцать… восемнадцать. Все! — пересчитал Леха шпуры. — Быстро мы с тобой управились. Взрывчатку ждать придется.
Сказал и замолчал. Смотрел под ноги, думал о чем-то, даже губами шевелил.
Сашка насмешливо поглядывая на напарника, раз-другой бросил на него взгляд, молчал-молчал и не выдержал:
— Чего губами шлепаешь? Гусей погнал?
Леха встрепенулся, осклабился:
— Песню вспоминаю. Может, слышал? Слова там такие: «Ты стал таким, как я, сынок, — я так хотел…» Или нет: «Ты стал таким, сынок…» — Леха постучал кулаком по каске. — А дальше, хоть убей, — выскочило. Там, дескать, ты-то стал, да только я уже не тот. Хоть убей — не помню.
— Запел?!. — хохотнул Сашка.
Быков опять осклабился, да так, что Кравцов чуть не заскулил. Леха почувствовал, что и от разговора, и от молчания, напарнику не по себе — перевел на другое:
— Значит, в конце месяца так и работаете по шесть часов через двенадцать?
— Плана нет, — цыкнул сквозь зубы Кравцов, — приходится выкручиваться.
Быков помолчал и вдруг тряхнул головой:
— Зря все это: сон — работа, сон — работа, разве это жизнь?
— А ты зачем вышел на смену вместе со мной? Мог бы по графику: еще через пять часов.
— Я-то? — переспросил бригадир, задумался. — Я так, по привычке, а вот ты… Учился бы или занимался чем, хоть спортом. Какой интерес у тебя в жизни?
Когда-нибудь все так опостылеет…
Заскрежетало в душе у Сашки Кравцова. Вскочил на ноги, открутил водяной шланг, хлебнул — не помогло. Вспомнилось: десятиклассники, акселераты… и три брошенных курса института, и успехи в спорте — вспомнились. И, отплевываясь от ржавой воды, сорвался:
— Вот такой интерес: поработать и получить за это, как ты учил!
— Когда у тебя ни кола ни двора не было, оно конечно, — невозмутимо продолжал рассуждать Быков. — А теперь ведь все есть. Теперь можно по-человечески: отработал свою смену в полную силу и веди жену в театр, учись. У меня, конечно, грамотешки мало, но насчет зарплаты и плана кумекаю, — опять Леха постучал кулаком по каске, будто хотел убедить напарника, что там не одна пустота. — В начале месяца делать нечего — то в конце из кожи вон лезем. А надо, чтоб без спячек, без горячек… Чтоб каждую смену каждый — и я, и «тот парень», из-за кого в начале месяца работы нет, чтоб все пахали…