— Чьё-то послание, ‒ спокойным тоном отозвался я, продолжая свою кровавую уборку, невзирая на испуганные лица девушек. ‒ Либо объявление войны. Тут с какой стороны посмотреть. Само собой, можно сразу подумать на амеров, но это также может быть тщательно спланированной подставой.
— Голицын, это что такое? Как ЭТА гадость сюда попала?! ‒ сквозь зубы зло процедил цесаревич, но завидев сестру моментально выдохнул, а всё напряжение стало отступать прочь. ‒ Вы совсем страх там потеряли? Вы чем занимаетесь? Или Романовым стоит сменить служащий род?
Лицо мужчины не выражало ничего кроме раскаяния и вины, а рот княжича уже было открылся, чтобы что-то ответить, но с не менее виноватым лицом тому быстро что-то зашептали на ухо один из его подчиненных.
— Это не отменяет нашей вины, ваше высочество, и я понесу заслуженную кару, как и весь наш род, но ответ уже имеется, ‒ тихо начал Голицын, видимо сейчас доклад к нему в ухо поступал не только от живого человека, но и с микрогарнитуры в ухе. ‒ Зимние орланы, ваше высочество, в Вене их много… спутали с ними, ‒ сухо декларировал тот, похоже, дослушав отчет до конца. ‒ Заградители говорят, что, вероятнее всего, вот это, ‒ и тот глазами указал на мешок, в который я уже уложил все головы. ‒ Попало сюда именно таким образом. Заградительный купол и сигнальные сети, ни незнакомые люди, ни враждебные магические артефакты не пересекали. Такое бы мы не пропустили. Забрасывали, вероятнее всего, из-за граней барьера под мощным камуфляжем. Маг ветра и минимум архимаг первой степени. К тому же он должен был превосходно знать планировку резиденции и расписание вашего с его преблагородием завтрака. Хотя, ваше нахождение они не могли ныне предугадать по известным причинам. В себя пришли вы только сегодня. Значит, оно предназначалось вам… Захар Александрович, ‒ и начальник нашей службы безопасности взглянул искоса на меня.
Хорошо. Очень хорошо. Просто замечательно. Видимо, кому-то показалось мало крови, и некто изволил «пошутить». Я тоже умею «шутить». Смертельно. А подыхают после моих «шуток» очень долго.
— Ваше высочество, прошу лишь единственной милости, ‒ дрогнувшим голосом вдруг продолжил мужик. ‒ Позвольте мне разобраться с этим делом, а затем наказывайте.
— Достаточно, брат, ‒ негромко проговорила Виктория, с трудом отводя взгляд от мешка, что находился в моих руках, а вот у Алины и Прасковьи это получилось с трудом. ‒ Андрей Андреевич сопровождал меня и девочек на тренировочной площадке. Он и его люди ни в чём не виноваты. Такое невозможно предугадать. Да, это просчет. Да, это оскорбление, либо акт устрашения от наших врагов. И этим есть кому заняться. Думаю, на будущее служащий род Голицыных будет иметь это ввиду. Если хочешь наказывать их, то придётся наказывать и Марину. Она тоже Голицына.
При одном упоминание о регацце парень приоткрыл рот, но почти сразу его захлопнул и тяжело выдохнул.
— Доложите обо всём Потёмкину, ‒ сухо скомандовал цесаревич, но его голос после слов сестры заметно смягчился, а следом юноша глазами указал на мешок. ‒ А эту дрянь заберите отсюда и тщательно проверьте! Дед, либо отец сами решат, что с вами делать.
Могильные шакалы! Давно я не ощущал этой мерзкой, липкой и предательской дрожи внутри. Очень давно. С момента убийства родных и падения Реанора. Но я тоже хорош. Расслабился на вражеской территории. Отныне каждый ублюдок за это поплатится! Даю слово! Вы не видели еще всей реанорской жестокости в деле. Только какая тварь посмела это сделать? Жаль, что вариантов сейчас очень много. Амеры? Нассау? Западники? Насолил я уже многим. Могут как одни, так и другие. Хотя они и подставить друг друга могут для обострения и накала страстей с Российской Империей. Ох, Бездна, где же моя Высшая Речь? Будь она при мне, я бы уже прямо сейчас мчался пытать каждую возможную причастную аристократическую шваль к этому. И этим же вечером уже бы казнил всех причастных прилюдно и с особой жестокостью прямо на главной площади Вены. Вот только теперь так не поступишь. Это не Мерраввин. Нужно действовать иначе.
— Уже доложили, ваше высочество, ‒ вкрадчиво ответил Голицын. ‒ Мой отец, их величество, светлый князь и его сиятельство Трубецкой уже направляются сюда.
Однако секунду спустя чувствительный реанорский слух зацепился за нечто интересное и очередной подчиненный Голицына, вновь что-то зашептал тому уже на другое ухо. И на полуслове тот практически сразу скосил на меня свой взгляд.