А затем опрокинув мумию Дивеева на пол, я вновь присел за стол к перепуганным от жуткой картины князьям.
‒ Значит ты, Неклюдов, захотел богатств моего рода? ‒ поинтересовался я, дрожащими от ярости пальцами касаясь собственного лба. ‒ А ты, Травин, возжелал отобрать мою дочь Лизу?
‒ Ваше… Ваше преблагородие… ‒ зашептал панически Неклюдов, быстро сползая со своего кресла и становясь передо мной на колени. ‒ Бес… бес попутал… Если бы… если бы я знал, что всё это время вы были живы… то я бы ни в жизнь… Позвольте… позвольте я прямо сейчас пойду к императору?..
‒ Хватит, Гриша. Лучше оглянись по сторонам, ‒ прошептал смертельно бледный Травин, отводя взор от обугленных трупов и переводя его на меня, а затем на подкашивающихся ногах начал медленно подниматься. ‒ Вспомни, чем прославился этот безумный выродок. Он нас не пощадит. Могу лишь сказать, что я не жалею о своих поступках. Всё было на благо моего рода. Здесь каждый старался добиться своей цели… Ты сам во всём виноват, Кровавый Лаза…
‒ Сплошной трёп и оправдания, ‒ выдохнул опустошенно я, прикрывая веки. ‒ Устал я от этого…
Вихревая гильотина…
Тихий свистящий звук техники заглушил все слова Травина и прервался тот в самом конце своей речи. В следующий миг тело его покачнулось и начало заваливаться навзничь, однако еще в падении голова его откатилась прочь, а обезглавленный труп превратился в кровавые ошмётки, которые разлетелись во все стороны и забрызгав своими остатками всю округу.
‒ Нет… Нет!.. НЕТ!!! ‒ завопил перепугано Неклюдов, вскакивая на ноги и со стремительной скорости рванул в сторону выхода. ‒ Я ТАК НЕ ПОГИ…
Сноп игл кровавой молнии Реанора…
Туша убегающего князя, невольно застопорилась от нескольких смертельных ранений и под натиском техники её отшвырнуло в противоположную стену, прямиком через стол.
Вначале одна игла, после вторая, затем пятая, десятая, двадцатая. За пяток мгновений тело превратилось в кровавое решето, что было пришпилено во множестве мест. Голова Неклюдова некоторое время всё еще удерживала некое равновесие, в глазах у того читалось неверие вкупе с ужасом, а затем дёрнувшись последний раз, тот так и повис на стихийных иглах, пока кровь обильными струями стекала по стенке вниз, создавая очередную пугающую картину.
Шестеро князей отправились на тот свет и осталось лишь двое.
‒ Не знаю из какой дыры ты выполз и где набрался такой храбрости, но твой поганый сын, как и ты сам вместе с Осокиным и Травиным совершили самый страшный грех, ‒ продолжил шептать я, глядя в глаза бледному Васильчикову, губы которого то и дело подрагивали после каждого моего слова, а затем я перевел взор на своего папашу и указал кивком головы на кровавые ошмётки. ‒ Вы вздумали наложить руки на самое ценное. Мне плевать на власть и влияние. Мне плевать на богатство. Мне даже плевать на мою жизнь. Для меня главное, чтобы они были живы и находились безопасности. Но вы вздумали прикоснутся к моим девочкам и детям своими грязными конечностями. К самому драгоценному. Страшнее преступление и не придумать. Знайте одного, ‒ еще тише стал шептать я, подобно змею, поднимаясь на ноги и приближаясь к Васильчикову. ‒ После того, как вы сдохните, я не только прикончу всю ту шваль, что помогала разрушить вам мою семью, я превращу в ад, а затем обращу в пыль ваши рода. Я поступлю с ними так, как вы хотели поступить с моим родом.
‒ Князь… князь Лазарев… ‒ вдруг зашептал Васильчиков, гулко сглатывая и судя по его глазам, тот отбросил какие-либо силы для борьбы. ‒ Я каюсь… я виноват… но род… Нет…
Ритм угасания…
Вот только закончить свою речь он не успел, потому как в следующую секунду моя рука коснулась макушки его головы и хватило одного мысленного посыла, чтобы призвать громовое копьё, которое образовалось прямо в теле у жертвы. Тот даже не успел вскрикнуть и лишь тихо простонал, а затем мгновенно оказался пришпилен к потолку тайной комнаты, создавая своим трупом очередную ужасающую картину. Кровь князя быстро скапливалась на древке стихийного орудия, часть её шипела, пенилась и закипала, вторая же половина медленно стекала вниз прямиком на совещательный стол.
‒ Что касательно тебя, папаша, ‒ отозвался тихо я, глядя в глаза Осокину, который всё еще находился под действием пут. ‒ Я тебя уже предупреждал, чтобы ты ко мне не совался. Я даже спустил на тормоза все твои тёмные делишки и наказал лишь твою сучью жену. Но ты не принял во внимание моих доводов, не принял во внимание моей доброты. Поэтому в том, что случиться дальше теперь вини самого себя.