– Еду к дому Кэтрин Мерримон. Буду там через несколько минут.
– Ты – ведущий детектив и должен находиться у дома Дэвида Уилсона или на месте преступления. Это что, требует разъяснений?
– Нет.
Тем не менее именно этим шеф и занялся.
– Если исходить из того, что Уилсон нашел Тиффани Шор – а именно из этого мы и исходим, – то ты должен выяснить, чем он занимался. Где был. Куда ходил. С кем разговаривал. Ты должен узнать, какие решения он принимал, на каком маршруте мог пересечься с Тиффани Шор…
– Я знаю все это, – резко оборвал его Хант. – Домой к Уилсону послал Йоакама и скоро с ним встречусь, но сначала выясню кое-что здесь.
– Мне нужно знать, зачем ты едешь к Кэтрин Мерримон. – В голосе шефа прозвучало и сомнение, и даже недоверие.
– У ее сына может быть кое-какая информация.
Хант представил шефа в кабинете: кучка лакеев рядом, на рубашке пятна от пота. В голосе нотки политикана.
– Я должен знать, что ты занимаешься делом. Ты делом занимаешься?
– Дурацкий вопрос.
Хант знал источник сомнений шефа, но совладать со злостью не смог. Значит, он тратит время на дело Алиссы Мерримон… И что с того? Может, он чувствует острее, чем большинство копов. Дело было важное, вот только шеф смотрел на все с иной точки зрения. Нет. Он знал, что Хант просыпается в три часа ночи; что по воскресеньям, пораньше с утра, просматривает показания, которые видел по сто раз; осаждает судей, требуя подписать ордера на очередной обыск; задействует людские ресурсы, которые можно было бы употребить на другие дела. Шеф видел, что Хант работает на износ. Что он бледнеет на глазах, худеет и недосыпает. Видел стопки папок на полу в кабинете своего ведущего детектива…
А еще были другие вопросы.
Слухи.
– Я не спрашиваю, детектив. Я требую. Это приказ.
Хант стиснул зубы, сдерживая рвущиеся чувства. Он расследовал тяжелые преступления. Был ведущим детективом. И это было его работой, его жизнью.
– Я же сказал, что занимаюсь делом.
Паузу заполнило дыхание в трубке, потом чей-то приглушенный голос на заднем плане. Наконец шеф снова заговорил, но теперь уже четко и ясно:
– Сейчас не время и не место для личного. Не тот случай, детектив.
– Понял, – ответил Хант, глядя прямо перед собой. – Ничего личного.
– Речь идет о Тиффани Шор. Ее семье. Не об Алиссе Мерримон. Не о ее брате. И не о ее матери. Это ясно?
– Кристально.
Долгая пауза, потом с ноткой сожаления:
– Личный интерес до добра не доведет. Вылетишь к чертям из моего департамента. Не вынуждай меня делать это.
– Без нотаций обойдусь, – ответил Хант, подумав про себя: «Чья бы корова мычала, жирный пройдоха».
– Жену ты уже потерял. Не потеряй еще и работу.
Хант заглянул в зеркало – в его собственных глазах уже кипела ярость. Он глубоко вдохнул.
– Только не надо мне мешать. – И тоном человека, склонного слушать голос разума, добавил: – Выкажите немного доверия.
– Ты моим доверием год пользуешься, да только от него мало что осталось. Завтра к вечеру хочу видеть в газетах фотографию Тиффани Шор, улыбающейся на коленях у матери. На первой странице. Вот как мы остаемся при работе, Клайд. – Шеф помолчал. Хант, не доверяя собственному голосу, тоже ничего не говорил. – Дай мне хеппи-энд, Клайд. Хеппи-энд, и я сделаю вид, что ты тот же коп, каким был год назад.
Шеф дал отбой.
Хант двинул кулаком в потолок и свернул на подъездную дорожку к дому Мерримонов. Первым, что бросилось в глаза, было отсутствие универсала. Передняя дверь, когда он постучал, задребезжала так, словно дом был пустой. Заглянув в окошечко, детектив увидел выходящего из темного коридора Кена Холлоуэя. Под слегка помятыми брюками поблескивали начищенные туфли. Рубашку Кен заправлял на ходу. Застегнув ремень из кожи аллигатора, он остановился у зеркала, пригладил волосы и проверил зубы. В правой руке Кен держал револьвер.
– Полиция, мистер Холлоуэй. Положите оружие и откройте дверь.
Холлоуэй вздрогнул, поняв вдруг, что его могут видеть через окно, и презрительно улыбнулся.
– Полиция? Кто именно?
– Детектив Клайд Хант. Мне нужно поговорить с Джонни.
Холлоуэй уже не улыбался.
– Можно увидеть жетон?
Хант прижал к стеклу жетон и, отступив от двери, положил руку на рукоятку служебного револьвера. Холлоуэй жаловал немалые суммы на добрые дела, входил в управляющие советы и играл в гольф с влиятельными людьми.
Но Хант знал его и с другой стороны.
Знал, потому что целый год наблюдал за Кэтрин и Джонни. Встречая мальчишку вроде бы случайно, как недавно в бакалейном, он брал на заметку сказанное и несказанное, подмечал синяк или хромоту, читал скрытое в глазах парнишки, когда тот изображал крутизну. Хант пошел бы дальше, но Кэтрин по большей части пребывала в отключке, а Джонни боялся. Ничего конкретного детектив не собрал.