Джонни был осторожен.
Джонни был умен.
Он проехал не оглядываясь два квартала, а когда обернулся, увидел, что Хант все еще стоит на дороге – далекое пестрое пятнышко рядом с темной машиной и зеленой травой. Еще секунду детектив был неподвижен, потом поднял руку и медленно помахал, а Джонни налег на педали и больше назад уже не смотрел.
Коп пугал его – откуда ему известно то, что известно?
Пять.
Число само выскочило в голове.
Пять синяков.
Джонни наподдал еще и давил на педали, пока рубашка не приклеилась к спине, как вторая кожа. Он мчался на север, к дальней окраине города, к тому месту, где река ныряла под мост и расширялась, замедляя ход. Проехав по берегу, остановился и бросил велосипед в траву. В ушах гудела кровь, во рту ощущался соленый привкус. Пот жег глаза, и он вытер их грязным рукавом рубашки. Здесь они рыбачили с отцом. Джонни знал, где найти окуня и гигантского сома, зарывающегося в ил на пять футов, но теперь это было уже не важно. Он больше не рыбачил, но по-прежнему приезжал сюда.
Это место оставалось его местом.
Джонни сел на землю развязать шнурки. Пальцы почему-то дрожали. Разувшись, коснулся пером щеки и завернул его в рубашку. Солнце обжигало кожу. Он осмотрел синяки, самый большой из которых размером и формой напоминал колено взрослого мужчины. Пятно расползлось по ребрам с левой стороны, там, где Кен удерживал его коленом, надавливая каждый раз, когда Джонни дергался, пытаясь вывернуться.
Он поворочал плечами, стараясь забыть и колено на груди, и нацеленный в лицо палец.
«Будешь, гаденыш, делать, что я скажу…»
И оплеуха – сначала по одной щеке, потом по другой. А мать, отключившись, лежала в задней комнате.
«Маленький говнюк…»
Еще одна пощечина, сильнее.
«Ну и где твой папочка?»
Синяк пожелтел по краям и позеленел в середине; если надавить пальцем, больно было и сейчас. Кожа на секунду побелела – еще один идеально ровный овал – и снова заплыла синюшным цветом. Джонни снова потер глаза и, направившись к реке, споткнулся. Он ступил на дно, и оно протиснулось между пальцами; потом нырнул, и теплая вода сомкнулась над ним. Обняла, отключила от мира и понесла, легко, словно и не заметив, с собой.
На реке Джонни провел часа два. Рисковать и продолжать поиски он после предупреждений детектива не решился. Переплыл реку туда и обратно, понырял, прыгая с плоских раскаленных камней. На берегу серебристыми штабелями лежал сплавной лес, ветерок облизывал воду. Ближе к полудню Джонни так вымотался, что растянулся на большом камне футах в сорока от моста, укрытый раскидистой ивой, полоскавшей длинные ветви в черной воде. Мост гудел от проезжавших по нему машин. Возле головы звякнул камушек. Джонни сел, и тут же другой ударил его в плечо. Он огляделся – никого. Третий задел ногу. Этот был побольше, так что получилось больно.
– Бросишь еще – и ты мертвец.
Тишина.
– Я же знаю, что это ты, Джек.
Сначала раздался смех, а потом из-за деревьев вышел Джек – в обрезанных джинсах и грязных кедах. На желтовато-белой рубашке красовался черный силуэт Элвиса. На спине у него висел рюкзак, в руке Джек держал еще несколько камешков. Рот скривила гримаса, волосы зачесаны назад. Джонни и забыл, что уже пятница.
– За то, что сдернул с уроков без меня. – Джек подошел ближе – мелкий, светловолосый парнишка с карими глазами и покалеченной рукой. Правая была в порядке, но взгляд невольно тянулся к другой, съежившейся и выглядевшей так, словно ее взяли у шестилетнего ребенка и приколотили к мальчишке вдвое старшего возраста.
– Сердишься? – спросил Джонни.
– Ага.
– Можешь стукнуть меня бесплатно – и мы квиты.
– Три раза, – с жестокой улыбочкой сказал Джек.
– Твоей девчоночьей рукой можно три.
– Два – кувалдой. – Джек сжал правый, здоровый кулак, и улыбка съехала набок. – Не дергаться. – Он подступил еще ближе, и Джонни расслабил и опустил руку. Джек расставил ноги и отвел кулак. – Будет больно.
– Да бей ты, слабак.
Джек дважды ударил друга в руку. Ударил серьезно, сильно – и отступил, довольный.
– Вот тебе, получил.
Джонни помял руку и бросил в Джека камешком. Тот уклонился.