Несколько лет назад я посетил Уэса Джексона в Институте земли в канзасских прериях неподалеку от Салины[78]. Его деятельность в Атлантике, однажды им описанная, говорит о том, что он последователь Торо и его вклад, возможно, не меньше. Обладатель премии «Братство Макартура», так называемой награды гениев, Джексон является основателем и руководителем одной из первых программ, связанных с изучением природной среды сельской местности и ее охраной, в Университете штата Калифорния в Сакраменто. Неутомимый по своей природе, он все сильнее сокрушается по поводу того, что считает ведущим к плачевному концу, губительным для окружающей среды направлением, имея в виду путь развития сельского хозяйства. Он и его жена Дана приехали домой в Канзас и создали там Институт земли. Так назвали они научно-исследовательский институт, связанный с сельскохозяйственными колледжами и окруженный широкими полями с растительностью местных прерий и делянками для разведения растений. Вот уже более двух десятилетий Джек сон является признанным авторитетом, выдвигавшим свой план обновленного развития Великих равнин. Некоторые считают Джексона крайним радикалом, своего рода Джоном Брауном сельской Америки (его прадед был в рядах сторонника аболиционизма Брауна). Он хочет освободить землю, а вместе с нею и многих из нас. Ему видится мир, где семьи вернутся к более естественной жизни, но на этом пути нельзя повторять ошибок аналогичных движений прошлого.
Он считает, что сельское хозяйство в том виде, в каком оно ведется, является большой ошибкой, «глобальной эпидемией» и что плужный лемех может принести будущим поколениям больше разрушений, чем меч. В своем кабинете, окна которого выходят на убегающие вдаль холмы и равнины прерий, он наклоняется ко мне и говорит: «Я пытаюсь создать новую систему земледелия, базирующуюся на модели прерий». Джексон, нависая надо мной всей своей большой, внушительной фигурой (описанной одним из писателей как нечто среднее между пророком Исайей и бизоном), добавляет: «Но мы не можем на этом останавливаться: нам нужна новая экономика, сориентированная на прерии, на природу». Как считает Джексон, естественные прерии с характерной для них растительностью, которая когда-то удерживала поверхностный плодородный слой почвы, теперь регулярно перепахиваются, что ведет к потере этого слоя. В результате национальное достояние — драгоценная плодородная почва — смывается ручьями и превращается в донный осадок. Ручьи и реки по всему Среднему западу стали очень грязными. Эрозия ведет к смыванию почвы в двадцать раз быстрее, чем идет ее восстановление, то есть с большей скоростью, чем во время Великой засухи. По одному из подсчетов, Айова за последние 150 лет потеряла половину плодородного слоя, Канзас — четверть. Он считает возлагаемые сейчас на севооборот надежды необоснованными.
В Институте земли Джексон и его коллеги-исследователи ведут экологическую и генетическую работу над созданием полей по типу прерий, как он их называет, «одомашненные прерии будущего». Современное сельское хозяйство базируется на таких культурах, как кукуруза и пшеница, которые требуется высевать каждый год, для чего земля перепахивается, что и приводит к эрозии. В отличие от этого естественные прерии со своей многолетней растительностью, и ее разветвленной корневой системой, глубоким дерном не ведут к потере плодородного слоя, а, наоборот, способствуют его созданию. Проблема состоит в том, что растения прерий для людей несъедобны.
Новые одомашненные прерии Джексона будут представлять собой комбинацию разных культур, стойких и многолетних, некоторые из которых будут выведены из диких трав, изначально растущих в прериях, но зерно которых будет съедобно. Он надеется вывести легко обрабатываемые зерновые культуры, которые будут репродуцироваться через корневую систему и таким образом переносить суровые зимы и сохранять плодородие почв. Джексон не очень-то верит в генную инженерию; одна ошибка, говорит он, и мы можем оказаться перед неизбежностью катастрофы, сопоставимой разве что с истощением озонового слоя. Путем более медленных, традиционных генетических поисков, которые ведутся в более широком мире, а не на уровне манипулирования ДНК и которые, по его оценке, займут лет пятьдесят, если не больше, будут выведены растения, поддерживающие жизнедеятельность прерий. Но наступит день, полагает он, когда его одомашненные прерии смогут давать почти такой же ценный для питания урожай зерна с каждого гектара, какой снимается сейчас в среднем с гектара, засаженного в Канзасе пшеницей, в то время как энергетические затраты снизятся. Сейчас он может представить себе эти новые прерии к концу века, процветающими более, чем иная возделываемая земля, или, может быть, ставшими вторыми по значению после нее.