— Мне нравится.
— Сами выбирали?
— Да, сам.
Какой вопрос, такой и ответ. Возникла неловкая пауза.
Следователю не нравилось порученное задание. Исход дела и так был ясен. Данное ему командованием поручение надо было начать со снятия показаний с подследственного. Потом их запротоколировать, оформить материалы и передать начальству «по команде».
Офицер военной полиции смотрел на спецназовца почти нормальными человеческими глазами. Обычно в конце допроса они становились оловянными, делая их владельца похожим на биоробота.
Пора начинать. Сперва стоило раскачать клиента. Дать толчок к началу беседы и дальше вести в выгодном для тебя русле. Следак включил диктофон-ручку, торчавшую из нагрудного карма кителя:
— Благодарность Содружества для вас неминуема. Она следует за вами по пятам, но никак не может догнать.
— Кто бы сомневался. — Лицо диверсанта оставалось бесстрастным.
Он приготовился внимательно анализировать все, что сейчас услышит. Раньше к нему заходили только врачи. А тут пожаловал высокий чин из военной полиции. Целый майор. Лейтенант не ждал от него ничего хорошего.
— Ты взрослый мужик, со стальным характером. Боевой офицер должен быть примером! Образцом для подражания! — Следователь хотел эмоционально взвинтить себя. Надо поймать кураж, а заодно подсластить горькую пилюлю, когда разведчик узнает, что он уже подследственный. — Вместо этого ты устроил массовое побоище. От мирного поселка осталось пепелище и головешки.
— Вы! — И без всякого анализа Райх понял, куда дует ветер. В придачу «дело пахло керосином». Так в старину говорили о предстоящих неприятностях. — Я с вами на брудершафт не пил и свиней не пас, — заискивать перед держимордой офицер не собирался.
Майор поджал губы. Сложно такого образумить.
— О ваших зверствах мы поговорим отдельно.
— Когда на паромной переправе артиллерийский тягач столкнул в реку машину с эвакуируемыми беженцами, никто и пальцем не пошевелил, — сказал лейтенант. — Мои солдаты всех вытащили из воды. Всех спасли! Сержант в полной экипировке нырял под понтоны. Чуть не утонул, пока пацаненка вытаскивал. Его туда течением затянуло. Потом он лично делал искусственное дыхание. Пока не откачал.
— Ваш благородный заместитель — тема для отдельного разговора. Он такую… гм-м… пирамиду из голов нарубил! — Их беседа начала смахивать на перебранку. — Искусственное дыхание, говорите! И что это значит?
— А это значит, что мы не звери. — Спецназовец прикрыл глаза. Бессмысленные препирательства начинали выматывать. Организм не успел окончательно восстановиться после непрерывной череды боев в джунглях. — А в поселке жители, через одного, повстанцы. И не поселок мы с землей сровняли, а партизанскую базу. Другим будет урок.
Следователь начал злиться, почувствовав, что упускает инициативу:
— Поясню. Нет, лучше процитирую первоисточник. Хотя сомневаюсь, что вы его читали. «Не мечите бисер перед зверями. Ибо они обернутся. Узрят вас…»
— «…и растерзают», — с нескрываемым ехидством закончил спецназовец. — Вы думаете, что мы дуболомы? Наизусть только уставы знаем?
Вежливое негромкое покашливание, раздавшееся в палате, стало неожиданностью для обоих любителей цитировать Священное писание. Или знатоков?
У закрытой двери стоял рослый малый. Дверь не скрипнула. Язычок электронного замка не щелкнул. У него была неестественно прямая осанка человека, гордящегося своей военной выправкой. В глаза бросалась блестевшая кожа на безбровом лице. Такой блеск остается после ожога, сведенного пластическим хирургом.
— «Обернутся. Узрят вас и растерзают». Хорошо сказано! — эхом повторил незнакомец, словно пробуя слова на вкус, и прищелкнул языком. — Евангелие от Иоанна, глава двенадцатая. Похвально, что наши офицеры знают на память содержание ТАКОЙ книги. Особенно молодые.
Ему на первый взгляд было под пятьдесят. Или далеко за пятьдесят?
— Ты палатой часом не ошибся? — взъерошился следователь. От неожиданности он забыл, что лично ему дверь открывал магнитным ключом вооруженный сержант военной полиции. Охрана круглосуточно дежурила в коридоре.
— Запись прекратить. Диктофон сдать мне. — Сейчас новый посетитель словно катал во рту стальные шарики. — Что за манера обращаться на «ты» к незнакомым людям?
Жестом фокусника он сунул руку под нос следователю военной полиции. На ладони блеснул жетон с лаконичной гравировкой «КСпН»[1] и идентификационным номером. Металлический символ власти в очередной раз оправдал ожидания владельца. Следователя как ветром сдуло со стула. Он поспешно вложил в раскрытую ладонь нового посетителя диктофон-ручку и суетливо шмыгнул в коридор. Все молчком, не поднимая глаз от пола.
— Быстро соображает. — Незнакомец с глянцевой кожей проводил майора взглядом. — Про долг и честь офицера этот хмырь ничего не вещал?
Незнакомец сел на освободившийся стул. Он заметил, что лицо лейтенанта наливается дурным румянцем от злости.
— Прошу прощения за то, что сразу не представился. Меня все зовут Хеймдалль, хотя это не имя, данное мне любимыми родителями при рождении. — Он широко и располагающе улыбнулся, поймав вопросительный взгляд лейтенанта.
— Понимал бы чего этот следователь… «Хеймдалль», я полагаю, это позывной.
— Да. А ваш позывной «Пересмешник».
— Я в курсе, — хмыкнул спецназовец. — Вы тоже пришли по мою душу.
— За ней! — серьезно ответил Хеймдалль, но тут же рассмеялся и добавил: — Шучу. Есть серьезный разговор. В конце концов, дураков вокруг много, а жизнь одна. Возможно, стоит поменять ее? Если получится выйти за пределы собственной скорлупы, человек, для которого слово «долг» не абстрактное понятие, может узнать, что вокруг происходит много интересного. Поверьте, я плохого не посоветую…
— Ну, у-уроды! — Ветер относил слова, предназначенные отцам-командирам. У двери бара для сержантского состава стоял свежеиспеченный капрал с темными отметинами от содранных лычек мастер-сержанта на выгоревших пристежных погонах штурмовой куртки. — Су-у-уки!
Оружие солдат его отделения проверено, вычищено и сдано в пирамиды оружейной комнаты под охрану. Подчиненные отдыхают. Пора отдохнуть и ему от делов праведных. Примерно в таком порядке мысли сменяли друг друга в коротко стриженной голове Сикиса Торбеке.
Жалобно тренькнул звонок над дверью в бар. Экс-сержант проторенным путем двинулся к стойке. На завсегдатая бара для младшего командного состава никто из присутствовавших не обратил внимания.
Между вторым и пятым заказом коктейля «Взрыв на орбите» он встретил приятеля из мобильно-штурмовой бригады, с которым пару раз ходил в рейды. Йохан Коростыль служил в сводной снайперской группе. Однополчанин осторожно пригубливал какое-то термоядерное пойло из высокого бокала. Его глаза потихоньку сползали к переносице.
«Так и косоглазие можно заработать. Как он потом сможет попадать в цель? Парню надо налить чего-нибудь другого».
Трогательная забота подрывника не знала границ.
Обменявшись рукопожатиями, сослуживцы стали пить вдвоем, потягивая содержимое своих высоких бокалов почти в полном молчании. И так все было ясно. Застолье изредка разбавляли тостами: «За победу!», «За смелых и удачливых!», «За косоглазие врага!». Вот и весь разговор.
Последний тост провозглашали чаще других. Перерыв делали лишь для легкой закуски. После седьмого захода бармену надоело наливать. Его внимания требовали другие клиенты. Он выставил початую бутыль перед еле-еле удерживавшими равновесие собутыльниками. Этот жест служителя Бахуса они встретили одобрительным бормотанием.
Все хорошее заканчивается раньше, чем плохое. Через полчаса бутылка показала донышко, как и портмоне служивых.
В кредит не обслуживали, несмотря на горячие заверения о завтрашнем дне. Бармен, задумчиво протирая стаканы, заметил:
— У господ военных «завтра» значит «никогда».
Шатающаяся парочка вывалились на крыльцо бара для сержантского состава, вися друг на друге. Кто кого поддерживал, определить было невозможно. Да в этом и не было нужды.