Из тени у крыльца выдвинулась другая двойка. Противоположности стремятся на встречу друг с другом. Пьяные в зюзю ветераны чуть не угодили в лапы патруля военной полиции.
Людям в черно-белых шлемах вход в бары был заказан. Даже в неслужебное время и в гражданке их безошибочно вычисляли и выносили на пинках из питейных заведений для армейцев. Что тоже не способствовало зарождению ростков дружбы и взаимопонимания.
Друзья как по команде застыли на верхней ступеньке. Завидев патруль, они передумали спускаться. Снайпер и сапер заботливо придерживали друг друга под локоток. Все внимание и силы уходили на сохранение зыбкого равновесия.
— Нарушаем? — заботливо осведомился ражий детина, ковыряя декоративную брусчатку носком тупого ботинка с армированной подошвой. Судя по нагрудной бляхе, он был старшим военно-полицейского патруля.
— Пошел в жопу! — Храбрости ветеранам было не занимать.
Да, для полицейских бар был неприкасаемым. Приказ командира базы. Военные человечки тоже имеют право отдыхать на полную катушку. В жизни любого военного должны быть место и время, не регламентированные уставами и приказами. Военные психологи были согласны с тем, что надо поддерживать зыбкую иллюзию власти человека над повседневностью.
— Увидимся… — Патруль в черно-белых касках удалился за высокую живую изгородь, окаймлявшую военный бар по периметру.
Очаги отдыха для тех, кто вернулся с задания, специально окружали высокими кустами. Для тех, кто готовится к боевому выходу, не стоит видеть лишний искус. Те, кто отдыхает, не видны тем, кому завтра в бой. Логика. А посередине военная полиция, стоящая на страже порядка.
Плюнув вслед черно-белым, капрал Торбеке, еще утром бывший мастер-сержантом, обратился к другу и собутыльнику:
— Меня надо выбросить на помойку.
— Нет, меня. — Коростыль бережно держал друга-подрывника за плечи, словно боясь, что тот взорвется всей мощностью своего тела, отторгая неуютный окружающий мир.
— Нам обоим место на помойке, — послушно согласился сапер, шаг за шагом спускаясь по ступенькам. В бар возвращаться не было денег. А в отдельном блоке общежития для младших командиров ждала заветного часа припрятанная литровая бутылка НЗ. Плох тот сержант, даже если он уже капрал, у которого нет в заначке огненной воды на черный день. — У тебя было когда-нибудь религиозное переживание?
— Нет! — снайпер был прямолинеен, как угол казармы.
— А я слышу голоса, — пьяным голосом поделился с товарищем подрывник, мужественно преодолевая очередную ступеньку.
— Херня все это, — еле-еле шевеля языком, заявил снайпер. — Чем больше думаешь, тем гаже на душе.
— Вот и я об этом, — не унимался подрывник. — Мне кажется, что злой ангел смерти нашептывает дурное. Изыди! — Сикис истово перекрестился. Оба они стояли на земле, неосторожно покинув обитель неприкосновенности. — Аллилуя! — Подрывник поднял руку, чтобы перекрестить друга.
— Аминь… — эхом раздалось из кустов живой изгороди.
Из высокой поросли возникли две широкоплечие фигуры в черно-белых шлемах.
Короткий треск разряда электрошоковых дубинок подвел итог культурного вечернего отдыха двух ветеранов из мобильно-штурмовой бригады. Через двадцать минут они лежали на холодном полу в камере первичного дознания для временно задержанных гарнизонной гауптвахты базы. Три бетонные стены, четвертая — решетка из толстых прутьев. Скудный интерьер с намеком на практичность.
Первым очнулся сапер и тут же попросил закурить. Ответом был издевательский хохот. Сквозь прутья решетки открывался унылый вид на стол дежурного по комендатуре.
Мордастый рыжий сержант с бесцветными ресницами и красными глазами не соизволил оторваться от кроссворда в армейской газете «За Содружество».
— Закурить не найдется? — еще раз просительно осведомился Торбеке, втайне надеясь найти взаимопонимание.
Бульдог из военной полиции отрицательно мотнул вислыми щеками и, так и не поднимая глаз от военной газеты, показал арестованному кулак. Он на ощупь достал из нагрудного кармана сигару и, смачно откусив кончик, прикурил от массивной зажигалки из резного полированного камня, стоявшей в центре столешницы. Не каждый комбат мог бы похвастаться таким дорогим излишеством, украшавшим казенную мебель. Клубок змей и огонь, вылетающий из их пастей, — это подходило скорее командиру базы, а не сержанту из военной полиции.
Сикис тяжело вздохнул и отвернулся. Курить хотелось очень-очень сильно. Да и на свободу тянуло. Внутри разгорался пожар никотинового голода, перемежаемый отблесками надвигавшегося похмелья. В сумме они подтолкнули организм, нетвердо стоящий на ногах, к поступкам необдуманным и недальновидным.
Товарищ по несчастью валялся в углу камеры и приходить в себя, похоже, пока не собирался. То ли сапер оказался более крепким малым, то ли у него выработался иммунитет к электрошоковым дубинкам, но он уже был на ногах.
Подрывник похлопал, а затем пошарил по карманам. Результат ноль. Все забрали. Осталась цепочка на шее с двумя жетонами-«смертниками» и электронные часы на руке. Немало. Сапер удовлетворенно хмыкнул и засунул руку под погон. Пальцы нащупали мягкую пластину, повторявшую по форме погон. Подрывник смял ее в руках. Податливая масса светло-желтого цвета послушно меняла форму. Пластид — вещь незаменимая. В этом сапер смог убедиться в очередной раз. Скатав взрывчатку колбаской, он снял заднюю крышку с корпуса часов. Вытащил из хронометра батарейку и ногтем аккуратно сковырнул схему таймера. Пара минут — и электродетонатор с десятисекундным замедлителем подрыва был готов.
Он закрепил колбаску под язычком замка, вмонтированного в решетку, окольцевав один из прутьев. Легкий щелчок по микросхеме, и цепь замкнулась. Десять… девять… Сикис отскочил к противоположной стене. Шесть… пять… Он лег на товарища, закрыв его своим телом. Мало ли, вдруг чего не рассчитал. Три… два… Подрывник прикрыл голову руками и открыл рот в надежде ослабить акустический удар. Один…
Ба-ам!
Самоделка сработала на славу. Направленный взрыв вынес замок «обезьянника» и игриво развернул прутья веером. Кусок искореженного железа вдребезги разнес каменную зажигалку и врезался в стену.
Полицейский схватился руками за грудь и захрипел. Хрип перешел в сипение, словно пробитый мяч стравливал воздух. Сержант кулем рухнул на пол и, дернувшись напоследок, затих.
Сапер потряс головой. От взрывной волны привычно заложило уши. Из камеры выходить уже не хотелось. В конце коридора раздавался быстро приближавшийся топот ботинок и знакомый уху лязг оружейных затворов. Протяжно завыла сирена. На базе «сыграли» противодиверсионную тревогу.
Топот приближался. Курить сразу расхотелось…
Прибывший по экстренному вызову врач констатировал у дежурного по комендатуре остановку сердца. Коллеги погибшего полицейского не имели медицинского образования и молниеносно поставили задержанным свой диагноз: «обширные ссадины и кровоподтеки мягких тканей тела, а также обширные ушибы жизненно важных внутренних органов».
Коростыль, потерявший сознание возле бара, пришел в себя через двое суток, но уже в камере для осужденных. Промежуточную станцию «временно задержанные» он пропустил. Судьба подхватила приятелей-собутыльников и теперь мчала их со скоростью экспресса на магнитной подушке. Поезд, на который они по дури сели, ненадолго притормозил на станции «осужденные» и теперь собирался отправиться в тупик с глухой стенкой.
…Снайпер смог открыть лишь один глаз, и то с трудом. Второй заплыл от синяка и смотреть на мир не мог. Он попытался сфокусировать зрение на двух смазанных человеческих силуэтах. Они инородными пятнами выделялись на сером фоне камеры.
Одна из фигур шагала из стороны в сторону, не в силах устоять на месте, и безостановочно тараторила. Голос принадлежал саперу:
— Мы на все согласны. Если понадобится нырнуть в канализацию, нырнем!
— Вам там как раз самое место. — Второй голос был снайперу незнаком и симпатий не вызывал. — Обоим.
— Где я? Кто здесь? — попытался прояснить ситуацию Коростыль.
— А! Спящий красавец проснулся. — Сейчас вторая фигура обращалась к мастер-сержанту. — Повезло тебе, что сетчатку не отбили, а то бы так здесь и остался. Канителишься тут с вами. А стоит ли?.. Сможете?