На следующий день Муравьев выезжает из Кишинева, еще раз убедившись в правильности своего решения касательно места будущей столицы края, и это будет Оргеев. Купчишкам неймется! Посланник с раздражением дергает губой, и думает, ну, Господи, ну где здесь столицы обустраивать, место подперто оврагами, место гиблое, место дохлое, воду привозят из Мазаракиевского поместья, что же это за город такой будет? Дай, гляну. Муравьев оглядывается на широкий путь, пролегающий над городом, и, будь ему дано заглянуть в прошлое, он увидел бы в 1949 года на этом месте широкую заасфальтированную улицу, — главный проспект города Кишинева, столицы Бессарабии, а потом и МССР, — по сторонам которой валяются умирающие от голода люди. В 1970 станет красивее. Умирающих сменят огромные тополя с серебристой, звенящей на вид листвой, и город будет украшен девицами в нарядах, которые Муравьеву в самых смелых фантазиях привидеться не могли — а всего-то одежды, что короткие как у Софи Лорен, платьица. Город изобиловал. Кофейни были полны сдобы, винные — закусок, а магазины — еды, а за вещами в Кишинев, столицу Молдавии, этой южной Прибалтики, приезжали на машинах даже из приморской Одессы, и какому-то одесситу Папа Первый продал джинсы, чтобы на вырученные деньги сводить Маму Первую в ресторан гостиницы «Кишинеу», после чего они впервые поцеловались. Отлично поужинали.