Выбрать главу

Правда, на всякий случай, уточняла: «Я, как примерная супруга, приносила ему кофе и старалась не мешать его упражнениям…» И простодушно признавалась: «Я не придавала никакого значения этим песням, они для меня были каким-то терзанием. Куда бы мы ни приходили, начинались эти песни. Причем люди их слышали впервые, а я их слышала в сто первый раз! По-моему, иногда даже поднимала бунт… Мне казалось – нельзя заниматься никакими песнями! Надо заниматься только женой! В те годы мне так казалось…»

Плюс ко всему бдительные «доброхоты» не дремали. Оперативно донесли Изе в Ростов «все-все-все»: про его съемки в Ленинграде в фильме «713-й просит посадку» и про девушку Люсю, естественно, тоже. «Моя московская подруга, – грустила Изольда, – сообщила мне, что некая Люся Абрамова беременна от твоего Высоцкого. Я немедленно позвонила ему, а он мне наврал. Сказал, что свято хранит верность…»

Так, в расстроенных чувствах и с камнем на сердце Иза, «собрав вещички и закрыв кавычки», укатила из Ростова в другой, не менее крупный российский театральный центр – город Пермь.

Это ныне на вопрос о причинах расставания с Высоцким Изольда Константиновна кротко отвечает: «Честно говоря, я и сама не знаю. Нет конкретной причины. Расстались, и все. Наверное, это судьба: встретились, какое-то время побыли вместе и пошли дальше, в другую жизнь… 4 августа 1963 года я родила девочку. Она прожила три дня и три ночи. Жить было незачем…»

Хотя близкие друзья поговаривали, что даже спустя годы в своей скороспалительной женитьбе Высоцкий прежде всего винил мать, которая, даже не успев толком разглядеть Изу, тут же стала уговаривать своего непутевого сына остепениться и брать в жены эту славную девушку.

Но, может быть, юноша женился от одиночества, недостатка тепла, нестерпимого желания поскорее стать наконец самостоятельным, взрослым, избавиться от прилипчивого, пусть дружеского, но обидного прозвища Шванц («хвостик»). Тем более перед глазами были убедительные примеры душевного и прочего благополучия окольцованных друзей с Большого Каретного.

Напомню, роман Владимира и Изы начался в 57-м. Спустя десяток лет, весной 1967 года, из-под пера поэта появились строки:

…Я женился с завидной поспешностью,Как когда-то на бабушке дедушка.Оказалось со всей достоверностью,Что была она вовсе не девушка…

Дальнейшая судьба Изы Константиновны в профессиональном смысле сложилась как будто бы благополучно. Все-таки до звания «заслуженный артист» ее бывший супруг так и не дослужился, а вот ей удалось! А позже даже до народной… Для этого, правда, пришлось изрядно поскитаться по провинциальным театрам.

В 1965-м у нее родился сын, назвала она его Глеб. Фамилия мальчика – Высоцкий. «Но мой сын – не от Володи!» – клялась Иза.

Чтобы разыскать Изу и развестись с ней для официального оформления брака с Людмилой Абрамовой, Высоцкому пришлось приложить немало усилий. Впрочем, Иза в затянувшейся процедуре бракоразводного процесса винит Владимира: «Я не могла… прописаться, потому что нам с Володей никак не удавалось оформить развод – он все время терял документы… Мы с ним встречались, общались, но не получалось… добраться до загса. И только в один из приездов мы, как лучшие друзья, взявшись за руки, сходили и развелись…»

В Москве бывшие супруги редко, но все же встречались. В основном дома у студенческой подруги Изы Карины Филипповой. Порой Высоцкий приглашал Изу на свои выступления. В августе 1970 года, когда Владимир Семенович уже набирал высоту, был популярен и, по ее понятиям, всемогущ, Иза обратилась к нему за помощью в решении каких-то актерских проблем своего нового спутника жизни. (Впрочем, эта ее просьба Высоцкого ошарашила и даже очень расстроила.)

С нескрываемой ревностью Изольда Константиновна как-то обмолвилась: «Когда мы расстались, у меня было такое ощущение, что его женщины должны быть очень счастливы. Потому что у него был дар – дарить! Из будней делать праздники, причем органично, естественно. То есть обычный будничный день не мог пройти просто так, обязательно должно было что-нибудь случиться. Вот даже такое: он не мог прийти домой, чего-нибудь не принеся. Это мог быть воздушный шарик, одна мандаринина, одна конфета какая-нибудь – ну, что-нибудь! – ерунда, глупость, но что-то должно быть такое. И это делало день действительно праздничным. И потом, он тоже умел всякие бытовые мелочи: выстиранную рубашку, жареную картошку, стакан чаю – любую мелочь принимать как подарок. От этого хотелось делать еще и еще. Это было приятно…»