– Ну.
– Помнишь место про то, как небеса разверзлись, а твердь земная растрескалась?
– Ну.
– Так вот сейчас такой миг, когда небеса уже разверзлись, а твердь земная еще не растрескалась. И в наших силах повернуть все вспять. Вот этой предоставленной возможности и радуюсь.
– Спасителем Мира себя ощущаешь, начальник?
– Вроде того.
– Будем разговоры разговаривать или поспешим? – вклинилась в их междусобойчик Тыяхша. И когда земляне одновременно гаркнули: «Поспешим», спросила: – Ну и в какой проход идти?
– В этот, – ни на секунду не задумавшись, указал Влад лучом.
Охотница тут же нетерпеливо приказала:
– Веди.
– Я первым пойду, – опередив солдата, вызвался Харднетт. Включил свой фонарь, который оказался намного мощнее армейского, и направился к туннелю. Заглянув в проем, полковник проорал: – А-а-а-а-а!
Звук унесся, поблуждал и не вернулся.
Не дождавшись эха, Харднетт наступившую тишину смаковать не стал, сделал шаг внутрь.
Солдат, быстро перекрестившись, поспешил за исчезнувшим в темноте полковником.
А Охотница – сразу за солдатом.
Воздух в туннеле оказался не затхлым, а настолько свежим, словно лабиринт хорошо вентилировался. Но никаких воздуховодов в низком (приходилось идти, пригнув голову) и узком (шириной не более полутора метров) подземном коридоре видно не было. Одинаково черные стены, арочный потолок и пол выглядели оплавленными – создавалось впечатление, что ход не рыли, а выжигали. Причем огненной струей таких запредельных температур, что та порода, которая не испарилась, превратилась в камень алмазной твердости. Влад по ходу дела несколько раз чиркнул ножом из интереса – никаких отметин. Только сноп белых искр из-под каленого лезвия. А когда провел по стене ладонью, почувствовал гладкую поверхность без каких-либо признаков конденсата. От таких дел у солдата невольно вырвалось:
– Как они, черти, все это сварганили?!
– Похоже, Сыны Агана использовали ноу-хау, которые находятся далеко за пределами нашего понимания, – заметил, не оборачиваясь, Харднетт. – И дело даже не в самой технологии, а в энергии, которую эти парни использовали. Ума не приложу, где они ее в таком количестве взяли?
– Быстрее нельзя? – вновь поторопила землян Тыяхша.
– Шире шаг на проходе, начальник, – передал Влад просьбу девушки. – Видишь, человек волнуется. У нее наверху, между прочим, родня.
– И без того почти бегу, – огрызнулся Харднетт, но шаг все-таки прибавил.
А через несколько поворотов вдруг сказал отеческим тоном:
– Кугуар, она тебе не пара.
– Кто мне не пара? – не понял Влад.
– Охотница.
– Чего ты, начальник, сочиняешь?
– Любовь, она как кашель – ее не скроешь. – Было слышно, что полковник еле сдерживает смех. – Кугуар, согласись, какая это пара: немногословная суровая туземка и рефлексирующий филолог-землянин? Смешно. И бесперспективно.
Влад обернулся к Тыяхше – слышит, не слышит? По выражению лица так и не понял. Вновь вонзился взглядом в стриженый затылок полковника и сказал:
– Не твоего ума дело, начальник. Это во-первых. А во-вторых, я – не филолог. Я солдат. Еще раз глупость ляпнешь – в бубен.
Харднетт отреагировать на грубость не успел – пройдя очередной поворот, они вышли в следующий зал. Он был точно таким же, как и первый. Только, само собой разумеется, колодец и столб из металла здесь отсутствовали. Но в остальном – все то же. Такие же двенадцать туннелей по кругу. Какой из них нужный, гадать не пришлось. Земляне знали это наверняка. Мало того, их туда тянуло.
– Я так понимаю, что ты, начальник, тоже где-то со Зверем поцеловался? – спросил Влад, нырнув в проход вслед за Харднеттом.
– Было дело, – признался полковник.
– Странно, что уцелел. В очках был и с ватными пробками в ушах?
– Линзы у меня на глазах защитные. Что же касается пробок… Не успел он мне ничего напеть. Я его, Кугуар, ножичком почикал. А ножичек у меня, между прочим, из раймондия.
Когда они миновали третий по счету зал, Влад задумался вслух:
– Интересно, почему Сыны Агана сами не отключили прибор, если знали, чем это все обернется?
– Я думал над этим, – подхватил тему Харднетт. – И у меня на этот счет две версии. Первая – морального плана. Вот, допустим, у тебя дома дырка в полу, через которую крысы вылезают по ночам и обгрызают детям уши. Как ты поступишь? Ты либо дырку зацементируешь, чтобы крысы ушли в другой дом, либо будешь караулить по ночам и крыс мочить. Сыны Агана выбрали войну. Решили как можно больше крыс извести. Мужественное, согласись, решение. И благородное.
– А вторая версия?
– Вторая – космологическая. И тут сложнее. До непостижимости. Возможно, они таким вот образом решали проблемы вселенской энтропии. Детали мне не по зубам. Это пусть специалисты потом кумекают.
– Если это «потом» будет, – хмыкнул Влад.
И наткнулся на мокрую от пота спину Харднетта. Полковник развернулся и с силой ткнул пальцем солдату в грудь:
– А вот тут нам надо постараться.
Какое-то время после этого они передвигались без разговоров. Только миновав еще девять залов-близнецов, Харднетт прервал молчание.
– Кугуар, скажи, почему ты из армии ушел? – задал он неожиданный вопрос.
Влад ответил не сразу, потом буркнул:
– Тошно стало.
– Что – по ночам мальчики кровавые в глазах стоят?
– Девочка. Одна.
После паузы, за которую они миновали очередной коридор и вышли в двенадцатый зал, Харднетт ошарашил Влада предложением:
– Слушай, Кугуар, а давай ко мне в отдел. Мужик ты толковый, самостоятельный, с незапятнанным послужным списком. Удар, опять же, держать умеешь. Короче говоря, подходишь. Дашь добро – зачислю в штат без испытательного срока.
– Я же подследственный, – напомнил Влад.
Харднетт, обернувшись, посветил ему в лицо:
– Уже нет. Уже свидетель. Так что давай, соглашайся. Или собрался остаток жизни коптить небо в какой-нибудь дыре?
Влад не стал раздумывать.
– Ваша доброта смущает меня, монсеньор, но позвольте мне быть с вами откровенным, – сказал он, прикрыв глаза ладонью.