Черные больше не атаковали, Ассир понимал, раз не убили сразу, значит или не могут, или что-то нужно. Когда подошел к тонкой арке, свитой из тоненьких лучей света, то даже не перевел дух, и рассматривать не стал чудное сооружение, сразу же полез в темный проем.
Боль снова вернулась в избитое тело, вцепилась зубами в нервы, как бешеный пес, остервенело рвала острыми клыками. В голове от усталости стоял гул межпланетных двигателей, во рту пересохло, лицо печет, будто раны посыпали перцем. Руки дрожали, несколько раз едва упал, колени подгибались от изнеможения, сил в теле не осталось, будто те, с посохом выжали из него все до последней капли.
— Боже, — сказал он одними губами. — Если ты есть… если ты все-таки меня слышишь, дай мне сил, хоть немного…
Глава 7. Завтра наступит вчера
Тела не ощущал, однако голова болела так, словно заливал за воротник всю ночь напролет. Приоткрыл глаза, веки поднимались тяжело, будто композитные двери грузового отсека. В глаза ударил яркий голубой свет, Ассир прищурился, над ним нависает широкая приборная панель, с нее вниз широкими ломтями свисает смерзшийся снег. По краям поблескивают мелкие сосульки, сзади доносится писк и потрескивание приборов, свист вентиляторов, в воздухе пахнет морозной свежестью. Сам он растянулся на голом камне, матовая поверхность плит покрыта тонким слоем изморози, только там где дышал — темное мокрое пятно.
И хоть убей, а не помнил, как оказался здесь, последнее, что врезалось в память — трое преследователей, радужные переливы света перед глазами…
Ассир неспешно уперся рукам в пол, тело не желало слушаться, мышцы затекли, еле двигались. Только сейчас заметил громадный меч, прислоненный к стене. Широкое, как ладонь лезвие отполировано до блеска, оно ловит каждый сполох света, каждый отблеск. И хотя в помещение темно, а даже слабое мерцание индикаторов на панели вспыхивает на поверхности меча целым фейерверком радостных цветных огоньков.
Сзади зашуршало, Ассир оглянулся. Позади стоял человек, высокий, почти великан, на голову, а тои полторы выше даже громадного Варры. Лицо незнакомца было суровое, даже мрачное. Широкие брови сошлись на переносице, крючковатый нос наморщился, на лбу пролегла глубокая складка.
— Выспался, спящая красавица? — спросил он холодно.
— Где я? — буркнул Ассир, пытаясь вызвать в памяти хоть какие-то образы. Даже глаза закрыл, ничего — одна чернота. Еще минуту боролся с собой, открыл глаза, прошептал: — Где я и кто ты такой?
Незнакомец подошел ближе, присел на корточках. В глазах на мгновение вспыхнули огоньки негодования, но тут же погасли.
— Где-где, — сказал он невесело. — Ты там, где тебя быть не должно. Мы думали, не выживешь… А ты дошел. Взял и дошел, не знаю, почему тебя не стерло в порошок…обычно от ваших только пыль остается.
Ассир прошептал:
— Что за хрень, я что сплю?
— Уж лучше бы спал, — ответил незнакомец мрачно. — А так не знаешь, что с тобой делать. Прибил бы, но вдруг связь между континуумами разорвется. Не зря же тебя не разорвало на бозоны.
— Где я… — простонал Ассир, руками ухватился за голову. Там в глубине черепа продолжало шуметь и покалывать, будто кто-то вставил в макушку незримую вилку и теперь истязает.
— Ничего не понимаю, — ответил незнакомец, потер широкий лоб ладонью. — Какой-то болван, гора мышц, не знающая ни о континуумом строении, ни о темпоральном искажении и понижении мерностей пространства…
— Сам дурак, — буркнул Ассир, зажмурил глаза, те пекло огнем словно в каждый плеснули спиртом. — Так и будешь бубнить под нос, или скажешь, наконец, где я?
Незнакомец сурово сверкнул глазами, двинулся вперед, его высоченное тело нависло над Ассиром, как скала. Лицо осунулось, потемнело от гнева, ноздри раздулись, как у быка.
— Говори, как сюда дошел, — спросил он сдержанным тоном, но верхняя губа нервно дернулась, обнажились крупные острые как у зверя зубы.
Ассир понял, что гигант не шутит, придется рассказать, хотя, что тут рассказывать, в памяти лишь игра света и радужные переливы. Прозрачный мост… И вот картинки ожили, перед глазами встали во всей изумительной красоте стройные улицы древнего города. Высокая арка, свитая из нитей света, горит, будто рождена из плазмы. В ней чувствуется сила, мощь, перед которой даже аннигилятор покажется невинной игрушкой. Он коснулся пальцами черноты, холод сотней игл впился в каждый дюйм тела, острия пробивали кожу, добирались до самых костей. Тело стало мокрым от холодного пота, броня не спасала, казалось, что сходишь с ума от боли. Внутри зарождалось чувство, что на концах игл образовались крючки и те, уцепившись за внутренности, теперь рвутся вверх, выворачивают его наизнанку.