Искренне удрученный гибелью ни в чем неповинных людей, Святой Джон Телбот установил личные контакты с похитителями и добился, как всегда, успеха: семеро заложников были освобождены похитителями. Это была уступка с их стороны, но уступка не правительству, а лично Телботу.
И Джон Телбот поверил в исключительную силу своего имени до такой степени, что после похищения малолетнего сына губернатора столицы он обратился к похитителям с гневным письмом-проповедью. Как считал и до сих пор считает сам Телбот, письмо было вершиной его красноречия и самой глубокой ошибкой в его жизни.
Прекрасно разбираясь в нравах и обычаях правящей на Андоре расы, Джон Телбот не удосужился хотя бы поверхностно познать нравы и обычаи угнетаемых рас, меньшинства, и назвал черуланцев экстремистами, жаждущими чужой крови.
С незапамятных времен черуланцы не проливали чужой крови, но и не прощали оскорблений. А самым страшным оскорблением для черуланца было обвинение и даже намек на пролитие чужой крови.
Святой Джон Телбот оскорбил освященные веками традиции и веру чужой расы. И был наказан. Без промедления…
Утром у двери его офиса было обнаружено мертвое тело сына губернатора – ребенка десяти-одиннадцати лет. И в преступлении черуланцы оставались пунктуально верны своей традиции: на груди ребенка лежала записка со словами «Не пролито ни капли крови». Это был лишь чуть измененный, известный всему галактическому миру девиз Джона Телбота – увы, не святого, а грешного. А под девизом была приписка: «Он умер легкой смертью».
«Легкая смерть» означала перелом шейного позвонка. Страшная смерть, а по сути – казнь, забытая на земле с далеких времен.
Прилежный ученик, а затем такой же прилежный студент, Джон Телбот легко вспомнил, что подобная казнь применялась в древней Монголии к многочисленным ханычам, кровь которых считалась священной, а жизнь – опасной для правящего хана…
Содрогнувшись от представшей перед его глазами картины, Телбот резко встряхнул головой, словно только что проснувшись, и огляделся: все та же грязная комната, тот же часовой у двери, те же товарищи по несчастью. Впрочем, Коррд счастлив до безобразия и может быть товарищем лишь самому себе. А мисс Дар не может быть товарищем потому, что она не может быть несчастной. Молодая, поразительно красивая, к тому же умна и решительна – несчастье к таким не пристает. «Если бы я был моложе лет на двадцать, – подумал Телбот и тут же возразил сам себе. – При чем тут возраст? Если бы ты не был грязным, отупевшим от пьянки, потерянным существом, пародией на человека…»
Это самобичевание, эта наполненная презрением к себе характеристика избавляла его от воспоминаний, и он, вероятно, не скоро еще закончил бы перечислять свои «достоинства», если бы ему не помешал поселенец, вошедший в комнату. Грязный, одетый в тряпье, лишь отдаленно напоминающее униформу, он быстрым взглядом окинул дипломатов и направил дуло своего ружья на Дар.
Не дав ей возможности отреагировать на немой, но весьма выразительный приказ, Телбот рывком поднялся с кресла и спокойно сказал:
– Оставьте ее. Я пойду первым.
Кейтлин попыталась было оспорить его решение, но поселенец прервал ее, обращаясь к Телботу:
– Если вам так хочется, – и ствол его ружья, направленный на выход, закончил фразу. А часовой, вскинув ружье, приковал Кейтлин к месту.
Увидев перекошенное злобой лицо часового, его готовность стрелять по любому поводу, отметив надежность запоров на двери черного хода, Телбот подумал:
«Какая прекрасная возможность для инсценировки побега и для мгновенной смерти от пули в спину. – И с горькой насмешкой возразил сам себе:
– Это приведет не к смерти, а всего-навсего к ранению и к новым мукам.»
У двери он остановился, оглянулся и грустно улыбнулся Дар:
– Прощайте, дорогая. В случае, если… Мне очень жаль, что все так обернулось, что так быстро оборвалась ваша карьера. А мне хотелось бы поработать с вами… Если не вернусь, передайте, пожалуйста, Коррду, когда он проснется, что я попрощался с ним.
– Их лидер – вулканец, – уверенно возразила Дар, – он не убьет вас. Вы вернетесь, – но глаза ее были печальны.
«Вулканец, который улыбается тем, кого он убивает, – подумал, но не высказал свою мысль Телбот. – Пусть Кейтлин останется при своем мнении.»
Поселенец толчком ствола в спину поторопил его.
– Только без унижения! – вскинул голову Телбот и шагнул в темноту.
Глава 5
Старая космическая ракета бесшумно неслась сквозь темноту необитаемого космического пространства, никем и ничем не управляемая. Двигатели ее давно заглохли, автоматика вышла из строя, предназначение забыто – это был безжизненный кусок металла, затерянный в безмерном пространстве, как и миллионы других небесных осколков, которые, сталкиваясь с ракетой, оставляли глубокие следы на ее некогда ровной поверхности.
На одной стороне ракеты все еще видны два образа: мужчина и женщина. Тела их были обнажены, руки высоко вскинуты в приветственном жесте. За ними, как порождение их, тянулось множество начертаний математических и физических формул и символов. Ракета, несомненно, была запущена землянами еще в те времена, когда они искали контакта с неземными формами жизни, наделенными разумом.
«Ирония судьбы! – подумала старший офицер Виксис. – Вот с чем мы могли столкнуться и, возможно, потерпеть аварию, барражируя, охраняя границы Империи Клингонов.» Стоя на капитанском мостике «Хищной птицы Оркона», она с интересом наблюдала за движением ракеты, время от времени отдавая один и тот же приказ рулевому Тарагу:
– Не отставать! Не отставать! Не отставать!..
Виксис уже уведомила своего капитана Клаа о появлении ракеты, услышала по селекторной связи его ответное радостное восклицание и с довольной улыбкой ждала его. Он был уже на пути к капитанскому мостику.
Земляне – она в этом не сомневалась – еще больше обрадовались бы встрече с ракетой. Судя по ее виду, она относилась к началу истории Федерации, возможно, ко времени возникновения движения в искривленном пространстве. И если клингоны окажут Федерации любезность, известив ее о появлении в пространствах империи такого реликта истории, земляне заплатят за него большие деньги и, заполучив в свои руки, поместят в музей.
Но этому не бывать. Пока «Орконой» командует капитан Клаа, у Федерации нет никакого шанса, если, конечно, находку не обнаружит ни один из других клингонских кораблей. Виксис была проницательным офицером и без промедления доложила своему капитану о появлении чужого космического корабля и о том, что на нем нет экипажа. Она недолго прослужила под началом капитана, но хорошо изучила его, во всяком случае, твердо знала, что он не простит, если она не известит его, позволит другим расстрелять ракету. Капитан Клаа предпочитал делать это сам.
Двери мостика раскрылись. Виксис повернулась в своем кресле и увидела входящего Клаа. Это был широкоплечий, коренастый, мускулистый мужчина, от него исходила энергия силы. Из всех командиров, удостоенных чести быть хозяином капитанского мостика «Орконы», Клаа был если и не самым уважаемым, то самым знаменитым. Этот корабль он получил в награду за героизм, проявленный им на ромуланской границе во время жестокой, неравной схватки одинокого корабля клингонов с тремя ромуланскими. Окруженный с трех сторон корабль, казалось, был обречен. Но стрелок Клаа тремя меткими выстрелами сначала повредил все три вражеских корабля, а затем и уничтожил, расстреливая их жалкие останки. И если до инцидента на границе Клаа считался лучшим стрелком империи, то теперь он – самый молодой капитан в ней.
При его появлении Виксис встала со своего поста. Она больше не улыбалась, боясь показать свою слабость. А слабость ее заключалась в том, что она была неравнодушна к Клаа и всеми силами старалась скрыть свои чувства. Как-никак Клаа до сих пор оставался холостяком, а она без излишней скромности считала себя красивой женщиной. И не торопила события.