Когда Эрик покинул его кабинет, Дмитрий еще какое-то время сидел за столом, склонившись над картой. Теперь на ней красовались еще шесть алых кружков — именно в этих зонах в теории могли находиться телекинетики.
Сам того не заметив, Лесков задремал. Ему снилось его детство, обшарпанные стены интерната и кафельная плитка на полу мужского туалета, где Дмитрий впервые по полной мере ощутил подростковую ломку «иного». Хотя нет, боль во сне была куда более жестокой. Она заставляла его корчиться, словно сквозь его тело проводили электрический ток. Концентрировалась преимущественно в груди, а затем переходила на суставы руки и ног. На лице Дмитрия выступили крупные капли пота, но внезапно сон прервался, боль исчезла, и Лесков почувствовал приятную прохладу… кафельной плитки. В тот же миг он распахнул глаза и невольно оцепенел от осознания случившегося. Он обнаружил себя сидящим на полу туалетной кабинки, сжимающим в руке шприц. В мусорнике рядом с унитазом валялись две использованные ампулы «эпинефрина класса А», а закатанный рукав рубашки демонстрировал свежую алую точку в области вен.
XXIII
Признание в случившемся далось Дмитрию нелегко, но умолчать об этом было еще сложнее. Страх, поселившийся в его сердце с первым применением «эпинефрина», наконец достиг своего апогея. И дело было даже не в физическом состоянии: Лесков всерьез испугался, что из-за своих провалов в памяти может ненароком навредить своим близким. В первую очередь Эрике, которая спала с ним в одной постели. Произошедшее ночью повлияло на Дмитрия настолько, что он наконец решился открыться ей. Рассказал все, что ему было известно, включая последний разговор с Вероникой, и его признание стало для Эрики сродни раскату грома. Несколько секунд девушка молчала, бледная, как полотно, после чего неуверенно произнесла:
— Для начала нужно как минимум оградить тебя от возможности добраться до препарата. Лишить доступа к лаборатории, к сейфу, изъять все оставшиеся ампулы у полукровок… Будем надеяться, что твои действия во сне были вызваны кошмаром, а не пробуждающейся зависимостью. Я слабо в это верю, но, быть может, организм всего лишь подсказал тебе способ избавиться от фантомной боли, испытанной в детстве.
— Не уверен, что эта боль была фантомной, — тихо отозвался Лесков. — Мое состояние после пробуждения было идентично тому, как я чувствовал себя после настоящих «ломок».
Чуть помолчав, он нехотя добавил:
— Не знаю, как это будет проявляться дальше, но, наверное, сейчас нам лучше ночевать в разных комнатах. Я опасаюсь, как бы…
Дмитрий не договорил, но девушка и так поняла, что его тревожит. Она не относила себя к эмоциональным дурочкам, которые, прежде чем начать соображать, должны в волю выплакаться, но сейчас сдерживаться было чертовски трудно. Приблизившись к Лескову, она крепко обняла его, как самое дорогое, что у нее осталось, и он обнял ее в ответ. Стало теплее и почему-то легче, словно Эрика являлась своего рода лекарством, которое наконец доставили больному. А ведь прежде для него было чем-то немыслимым — делиться своими проблемами с женщиной. Его главной опорой всегда оставались друзья-мужчины, в то время как с представительницами слабого пола Дмитрий неизменно носил маску успешного и уверенного в себе богача.
Что касается Альберта, то он воспринял случившееся с Лесковым куда более эмоционально. Врача подняли посреди ночи, и, если обычно он выражал недовольство тем, что ему не дают поспать, то в этот раз едва ли не бегом бросился в лабораторию.
— Я же говорил, но ты никогда никого не слушаешь! — с ходу обрушился он на Дмитрия. Однако, взглянув на бледное лицо своего подопечного, ученый немедленно сменил гнев на милость. Втроем с Эрикой они проговорили до самого утра, пытаясь разобраться, что делать дальше. Энергетика Лескова была напичкана «эпинефрином», но в целом Вайнштейн не почувствовал каких-либо изменений.
— Надо было сразу меня звать! — вздохнул он, устало проведя рукой по длинным волосам. — Как только ты обнаружил себя на полу, нужно было немедленно идти ко мне. Возможно, тогда мне бы и удалось что-то почувствовать. А сейчас-то что… Можно только закрыть от тебя «эпинефрин» и на время выселить из комнаты Эрики, чтобы ты, не дай Бог, не навредил ей.
— Лучше позволить ему навредить самому себе? — мрачно поинтересовалась Воронцова. — Сейчас рядом с ним должен находиться кто-то, кто сможет ему помочь. Я создала «эпинефрин», и я найду способ, как нейтрализовать последствия его применения.
В итоге, когда часы известили о наступлении пяти утра, все двери лаборатории станции «Спасская» уже не реагировали на ладонь Дмитрия. «Эпинефрин класса А» также закрыли в сейфах правительственного здания и военной части, ясно давая охране понять, что с этой минуты сыворотка приравнивается едва ли не к биологическому оружию.