— Меньше всего я ожидал увидеть среди присутствующих вас, — произнес Дмитрий, когда Фостер поравнялся с ним.
— У меня, как и у любого нормального человека, достаточно причин, чтобы зайти в приличный торговый центр, — губы Эрика растянулись в знакомой ухмылке. — Благо, за время нужды и лишений, я составил целый список того, что мне необходимо для морального и физического восстановления.
— Надеюсь, под определением «время нужды и лишений» вы не имеете ввиду свое проживание в Петербурге, — в голосе Лескова послышался легкий сарказм. — Особенно, беря во внимание тот факт, что большую часть своей сознательной жизни вы провели в лабораториях в качестве подопытного грызуна.
— Увы и ах, но речь действительно идет о России, — печально протянул Фостер. — В лаборатории у меня не было представлений о нормальной жизни, зато теперь, после Золотого Континента, мне есть с чем сравнивать.
Если бы вы только знали, Дмитри, как роскошно я жил, вы были бы гораздо снисходительнее, узнав, насколько скромны мои нынешние запросы. Вот скажите мне, что такого особенного в желании набрать парочку книжек для чтения или захватить из продуктового отдела несколько упаковок пабликов?
— Упаковок… «пабликов»? — неуверенно переспросил Лесков, на что Фостер тут же театрально закатил глаза.
— И вы себя еще русским называете… Сразу видно, что всю жизнь питались только устрицами и черной икрой.
— Что за «паблики»?
— Господи, ну как что? Это ваше старинное национальное блюдо. Что-то вроде бетонного печенья, о которое я в первый раз чуть не сломал зубы. Как выяснилось, исконно-русское гостеприимство — это целое испытание. К счастью, до того, как я оставил в этом паблике всю свою челюсть, мне все же любезно сообщили, что эту хрень надо сначала растапливать в кипятке. И я распробовал. Особенно с вареньем.
Когда до Дмитрия дошло, о чем ему вещает этот чокнутый турист, ему сделалось смешно. Наверное, впервые за две недели его губы тронула искренняя улыбка, а в глазах вспыхнул ироничный огонек. Но Лесков все же удержался от смеха и подчеркнуто вежливо поправил своего собеседника:
— Вы хотели сказать, бублики. И то, подразумевая совершенно другое. То, что вы ищете — это баранки. В свою очередь, бублик — это хлебобулочное изделие, как правило, более крупное по размеру, чем сушка или баранка. А вот бублики мягче и со сравнительно коротким сроком хранения. Так что я вас огорчу — вы вряд ли найдете съедобные.
— Точно, спасибо! Не паблики… Бублики! Маленькие такие, которые макают в чай.
— Это баранки!
— Баранки — это детеныши баранов!
— Детеныши баранов — это ягнята.
— Разве не баранята? — усомнился Эрик.
— Нет.
— Черт возьми! Вашим языком можно пытать военнопленных! Баранки… Бараны… Барабаны… Почему столь разные по значению вещи нужно называть одинаковым словом?
Вспышка возмущения со стороны обычно равнодушного американца заставила Дмитрия снова усмехнуться. Он никак не ожидал, что подобная мелочь может вывести этого парня из равновесия.
— Не смешно, — ядовитым тоном продолжил Эрик. — Я в совершенстве владею испанским! Но каждый раз, когда мне начинает казаться, что я более-менее овладел русским, в моей жизни появляются бублики, бараны и баранки!
— Это нормально. Вы учитесь, — на удивление мягко произнес Лесков. — Окунувшись в русскую среду, ваше обучение пойдет гораздо быстрее.
— Это единственное, что в моем нынешнем положении успокаивает. Теперь уже не хочется, чтобы «золотые» добивали русских. Я только выучил испанский, и на тебе… Единственный испанец, который выжил и с которым я могу практиковать свои навыки, делает вид, что меня не знает. Если еще и среди русских один Ермакоу останется… В общем, теперь уже никуда не деться: надо побеждать, Барон!