— Мерси, амиго, — с сильным испанским акцентом произнес Матэо, после чего жестом указал французу на освободившийся проход. Тот ограничился ответным кивком и уверенно направился следом за Хансом.
— Я бы не додумался внушить ему хорошее самочувствие, — усмехнулся Фалько, теперь уже обратившись к Лескову. — Не знаю, почему вас назвали Бароном. По- моему, Плацебо — куда более подходящее прозвище… Кстати, а где ваш сонливый мальчишка? Не он ли говорил, что будет мешать роботам нас обнаружить?
— Адэн слаб, поэтому не стоит воспринимать все его слова, как обещание, — ответил Дмитрий.
— Такими темпами он не протянет, верно?
Лесков отвел глаза, и испанцу не потребовалось дополнительных пояснений. До конца пути ни он, ни Дима так и не проронили ни слова. Единственное, что заставило их немного понервничать, это задержка в активации петербургской «арки».
Пришлось прождать почти полчаса — бесконечное время для тех, кто не может гарантировать себе лишнюю минуту. Но вот, наконец, началась синхронизация «арок», и вскоре вся группа перенеслась обратно на базу.
Первое, что почувствовал Дмитрий, будучи все еще ослепленным вспышкой, был запах горелого. Комнату наполнял густой черный дым, который забивался в легкие, не позволяя толком вдохнуть. В тот же миг Матэо хрипло закашлялся.
— Бычье дерьмо! — выругался испанец, стирая выступившие на глаза слезы. — Что опять натворил ваш чокнутый профессор? Эй, кто-нибудь…
Последние слова он выкрикнул, но ответом ему стала тишина. Дмитрий первым вышел из кабины, чувствуя, как его охватывает необъяснимая тревога. В густом дыму он толком ничего не мог разглядеть, поэтому начал продвигаться на ощупь.
— Господи… — внезапно услышал Лесков севший голос Ханса. До этой минуты немец не мог выдавить из себя ни слова: энергетика станции обрушилась на него с такой силой, что по телу парня побежала крупная дрожь. Он буквально кожей ощутил отчаяние, боль и страх, пропитывающих воздух вместе с дымом. Люди умирали один за другим, пронзенные пулями, здания взрывались и складывались, как карточные домики, и среди всего этого армия «ликвидаторов», которых наконец ввели на территорию Петербурга.
Спасская пала.
*до свидания!
*о, Господи…
*Я не понимаю, что происходит…
Глава XXVI
Было около пяти часов утра, когда прогремел первый взрыв. Он донесся откуда-то издалека, но его мощи хватило, чтобы разбудить всех детей, находящихся в спальнях. Испуганные, они уселись на постелях, растерянно вслушиваясь в темноту. Несколько секунд ничего не происходило, но вот в коридоре послышались торопливые шаги, и слабый свет проскользнул под дверь прежде, чем она успела отвориться. На пороге, крепко сжимая фонарь, возникла Кристина Леонидовна, одна из воспитательниц, которая обучала выживших детей математике.
Дрожащий луч фонаря торопливо скользнул по постелям, словно воспитательница желала проверить, все ли дети находятся на своих местах. Вот только это ни разу не походило на обычную проверку. В отличие от других детей, которые не могли разглядеть в темноте выражение лица Кристины Леонидовны, Вика Бехтерева отчетливо увидела страх.
— Дети, сейчас вы все достанете из своих тумбочек лихтиновые костюмы и переоденетесь в них, — дрожащим голосом произнесла воспитательница. — Обязательно наденьте на головы капюшоны и лихтиновые маски. Не забудьте о лихтиновых носках и перчатках. Ткань должна полностью закрывать вашу кожу.
— Что происходит? — Вика оказалась первой и единственной, кто осмелился озвучить терзавший ее вопрос. В отличие от других детей она не бросилась к ящику прикроватной тумбочки, лишь пристально смотрела на воспитательницу своими янтарно-медными глазами. Однако вместо ответа девочка услышала еще один взрыв. Теперь он прогремел уже ближе, и голос воспитательницы сорвался на крик:
— Скорее! Надевайте костюмы!
Кто-то из детей тихо заплакал, напуганный происходящей неразберихой, кто-то, напротив, застыл, судорожно вцепившись пальцами в лихтиновую ткань. Они не понимали, как воспринимать происходящее. Обычно учения проходили гораздо спокойнее, Кристина Леонидовна никогда не кричала, но сейчас женщина была откровенно напугана.