— Ну и что, открыл? Колумб хренов!
Эрик весело усмехнулся.
— Да, как минимум я впервые увидел полукровку-девочку.
— А что, это такая большая редкость? — нахмурился Бехтерев.
— В той лаборатории, где меня держали, за такую вот девочку без колебаний уничтожили бы целый город.
— А что с тобой там делали?
Веселая ухмылка немедленно исчезла с губ американца:
— Я не хочу вспоминать.
Неожиданно Иван остановился и пристально взглянул на наемника. Он смотрел на того, кого все называли «крысой», а видел собственное отражение. Побои алкашей-родителей, детский дом, бандитские группировки, первые заказы на убийства. И у этого парня должно быть нечто похожее. Эрик Фостер был таким же Иваном Бехтеревым или Димой Лесковым, только с другой стороны океана.
— Не вспоминай, — задумчиво произнес Иван. — В любом случае ты стал таким не от хорошей жизни.
Эрик не ответил. Поначалу он хотел сказать нечто язвительное, но слова так и остались на его языке. И почему-то неожиданно для себя ему снова захотелось сделаться незаметным…
Шел третий день свободной жизни Фостера, когда он окончательно убедился, что с местными жителями наладить отношения не то, что не получится, но уже и не хочется. Он третировал солдат и исчезал тогда, когда те уже собирались «набить ему морду», он дразнил местных жителей, которые пытались запугать его жалобами Лескову, он умудрился довести даже местного православного священника, требуя у того принять его исповедь и одновременно заявляя, что исповедоваться будет только католику.
Ближе к полудню Фостер снова увязался за Альбертом и последовал за ним в комнату отдыха, где врач собирался заварить себе заслуженную чашку кофе. Однако, когда врач отвлекся, чтобы достать из шкафчика сахарницу, чашка снова оказалась пустой, да к тому же еще и совершенно чистой. Несколько секунд Вайнштейн сосредоточенно смотрел на чашку, пытаясь понять, заваривал ли он вообще этот напиток. Возможно, погруженный в свои мысли, он автоматически решил, что уже приготовил кофе, а на самом деле лишь поставил чашку на стол. Однако, повторив свои действия, мужчина снова обнаружил, что кофе исчез.
Эрик с иронией наблюдал за тем, как врач тупо пялится на пустую чашку, держа в руке всю ту же злополучную сахарницу. И если первую чашку Фостер спрятал в холодильник, подменив ее чистой, то вторую решил выпить сам.
Что-то сердито пробормотав, Вайнштейн стремительно покинул комнату отдыха и направился прочь по коридору.
«Это куда это ты так резво побежал?» — мысленно веселился Эрик, с трудом поспевая за доктором. Но вот Альберт покинул больницу и быстрым шагом двинулся в сторону правительственного здания. Этот маршрут несколько насторожил Фостера, но он все же продолжал преследовать свою сердитую жертву. Когда мужчина остановился у двери, ведущей в кабинет Барона, наемник окончательно помрачнел…
Первое, что услышал Лесков после требовательного стука, это сердитый возглас Вайнштейна:
— Я не могу так жить!
С этими словами хмурый врач зашел в кабинет и, мрачно воззрившись на Лескова, продолжил:
— Я, конечно, всё понимаю: ты решил наладить с ним хорошие отношения, но это не значит, что я собираюсь терпеть его дурацкие выходки. Дима, я — врач, я — уважаемый человек, у меня несколько высших образований!
— Постой, к чему ты клонишь? — начал было Дмитрий, но Альберт жестом попросил его не перебивать.
— Мне кажется, я достаточно сделал для этого города, чтобы заслужить право спокойно выпить свою полуденную чашку кофе. И меня совершенно не устраивает, что вместо того, чтобы отдыхать в положенное от работы время, мне приходится бегать из здания в здание и обсуждать разную чепуху. Я отказываюсь работать в таких условиях.
— Да объясни же наконец, что случилось! — не выдержал Лесков.
— Что случилось? Случился твой драгоценный Фостер, который куда-то девает мой кофе. Не удивлюсь, если он ходит за мной по пятам и издевается надо мной: прячет мои вещи, выливает мой кофе, подслушивает мои разговоры! Я не могу осматривать человека и гадать, стоит ли у меня за спиной твой дурацкий наемник или нет? А что если он заявится в операционную? Как ты прикажешь мне оперировать в таких условиях? Или на осмотр какой-нибудь женщины? Я не удивлюсь, если он и сейчас стоит в этом кабинете и смеется над нами!
— Эрик, — Дима нарочито спокойно позвал Фостера по имени, однако не особо рассчитывая на то, что тот признается в своем присутствии.
— Ну да, я здесь, — внезапно раздался недовольный голос с сильным американским акцентом. Дмитрий обернулся и увидел Эрика, удобно развалившимся в кресле.