Что происходило потом, напоминало какой-то нереальный сон. Несколько секунд роботы стояли, не двигаясь, а затем медленно направились прочь в сторону люка, ведущего под землю. Затем один за другим они начали спускаться вниз. С губ Фостера сорвался нервный смешок, когда последний робот скрылся под землей, а затем он резко поднялся на ноги, забирая из рук Дмитрия спящего мальчика и поспешно нащупывая у того пульс. Да, Адэн спал.
То, что он сделал, казалось чем-то невозможным, и сам Лунатик никогда бы не смог объяснить своим спутникам, что только что произошло. Он вышел из собственного тела так же просто, как люди выходят из своей квартиры, чтобы отправиться по своим делам. Его сердцебиение замедлилось, но удары стали мощнее. Мальчик прошел мимо роботов, спустился в лабораторию и оправил еще один сигнал тревоги. Это было так быстро и просто, словно нечто само собой разумеющееся. Можно было попробовать проникнуть в систему машин и изменить настройки, но для этого Адэн был слишком слаб. К счастью, сигнала было достаточно — он стал для машин приоритетным, отчего они оставили «манекены с оружием» и направились в лабораторию.
Этот сон продлился несколько часов, но, когда мальчик открыл глаза, он обнаружил себя в когда-то уютном пригороде. Вот только нахождение здесь понравилось ему гораздо меньше, чем в парке. То и дело на дорожках попадались разлагающиеся трупы. Некоторые из них были милосердно скрытыми опавшими листьями, но большинство таращилось в небо слепыми глазами или зевало почерневшими от яда ртами.
— Не надо тебе на это смотреть, — тихо произнес Дмитрий, заметив, что мальчик повернул голову в сторону одного из трупов.
— Он видел куда более страшные вещи, — ответил за мальчика Эрик. — Гниющий мертвяк — это самое безобидное из наших детских воспоминаний. Куда больше мы боялись живых. Не дай Бог кто-то из них приходил за нами… Мы, Дима, из тех детишек, которые боятся монстров не под кроватью, а рядом с ней.
— И эти монстры приходят исключительно днем, — закончил за него Адэн. Голос мальчика прозвучал настолько слабо, что Дмитрий решил позволить ему немного передохнуть. Они и так уже прошли немалое расстояние, и скоро начнет светать.
Их временным пристанищем стал трехэтажный особняк из белого камня. Война совершенно не коснулась его, но позже Дмитрий понял, почему: когда-то здесь жила семья «процветающего». Все в этом доме хранило воспоминания о былой роскоши: мраморные лестницы, дорогие породы дерева для отделки стен, элементы золота в декоре. Мебели здесь не обнаружилось, что еще раз подтверждало догадку Лескова о хозяине дома: все вещи были вывезены за несколько месяцев до наступления катастрофы. В этот момент Дмитрию невольно вспомнился опустевший дом Бранна…
Пришлось расположиться в подвале прямо на голом полу. С одной стороны здесь было чертовски неудобно, но с другой — было ощущение некоторой безопасности. Этот дом не уничтожили, его оберегали, словно он имел ценность для своего бывшего хозяина.
— Мне не нравится его состояние, — произнес Эрик, еле слышно обращаясь к Дмитрию, когда Адэн наконец вновь провалился в сон. Дыхание мальчика было сиплым, пульс слабым, а сам он, казалось, еще больше напоминал мертвеца.
— Он говорил, что выдерживал по три дня, — тихо отозвался Лесков.
— Мало ли, что он говорил… Если бы он обратился ко мне раньше, еще до войны, я бы нашел способ извлечь его оттуда. Так нет же, надо было «прийти» именно тогда, когда я снова оказался беспомощным. Раньше у меня хотя бы были связи.
— Связи с «процветающими»? Не смешите меня, — ответил Дмитрий. Затем он улегся на пол и попытался было нащупать свой рюкзак, но, вспомнив, что подложил его под голову мальчика, устало вздохнул и закрыл глаза.
— Лучше скажите мне, что вас связывает с этим ребенком? — чуть помолчав, продолжил он. — Вы не настолько сентиментальны, чтобы я рискнул предположить, что он — ваш друг. Но и на родственников вы не похожи.
— Какая вам разница, Барон? Я для вас — такая же марионетка, как и он. Или, думаете, я не понимаю, почему вы взяли с собой снотворное? Даже еще не зная этого пацана, вы уже воспринимали его, как полезный кусок мяса.
— Я не стану вас разубеждать, — ответил Лесков. — Каждый верит в то, во что ему удобно, и, если пытаться доказать ему обратное, этот человек лишь разозлится и еще больше уверится в своей правоте.