Эрика отступила на шаг, поспешно выскальзывая из объятий своего любовника, однако от ее привычной дерзости не осталось и следа. Она затравленно смотрела на своего отца, не смея произнести ни слова. В свою очередь Дмитрий терпеливо ждал, пока Полковник сам к ним обратится. Что-то объяснять, подбирать какие-то правильные слова и уж тем более оправдываться он не собирался. И мужчина, замерший в дверях, определенно, чувствовал его настрой.
— Пшел вон! — сквозь зубы процедил Николай Степанович, глядя на Лескова. Эта фраза буквально сочилась плохо сдерживаемой яростью, но на Дмитрия, казалось, это не произвело должного эффекта
— Осторожнее с выбором слов, Полковник, — отозвался он.
— Я сказал, выйди! Я хочу поговорить со своей дочерью наедине.
— Дима, оставь нас, пожалуйста, — мягко произнесла Эрика, желая избежать назревающего конфликта. То, что ее отец был в гневе — это ничего не сказать. — Я попозже к тебе зайду.
— Уверена? — Лесков все еще медлил. Он не хотел, чтобы девушка отбивалась одна, но ее просящий взгляд все-таки заставил Диму направиться к выходу. Поравнявшись с Николаем Степановичем, он задержал взгляд на его угрожающем лице, после чего нехотя скрылся за дверью. Раздался характерный щелчок сработавшего замка, после чего Полковник обратился к дочери.
— Эрика, — он попытался смягчить тон, но вышло натянуто и фальшиво, — ты… Ты вообще понимаешь, что делаешь?
Девушка нервно провела рукой по волосам, стараясь не смотреть на своего отца. Схожим образом она чувствовала себя лишь однажды, когда отец застукал ее за курением марихуаны в компании двух подружек. Но то было почти десять лет назад, и эти ощущения были благополучно забыты. До сегодняшнего дня.
— Послушай, пап, — ласково начала она. — Дима… Он не такой, каким кажется. Я знаю, что у тебя с ним натянутые отношения, и люди разное о нем болтают, но на самом деле это лишь его маска. Обо мне ведь тоже многое говорят, но ты им не веришь, потому что знаешь меня. А я знаю Диму гораздо лучше…
— Я уж вижу, — резко прервал ее Николай Степанович.
— И от увиденного мне стыдно. И тошно. Моя родная дочь, моя кровинушка, моя гордость стала дешевой подстилкой какого-то уголовника, «процветающего», этого… этого недочеловека! Как его там, кайрама?
Губы Полковника искривила презрительная ухмылка:
— Знаешь ты его, да… Молодец какая! А то, что этот выблядок спонсировал геноцид, это тебя не колышет? То, что он работал на Бранна Киву, на котором серия нераскрытых убийств, это для тебя нормально? То, что его лучший друг — киллер по кличке Академик, «убравший» восемнадцать человек, тоже подходит? Этот сучий сын только с помощью своих способностей может довести до самоубийства, и я руку даю на отсечение, что он это делал.
— Даже если это и так, то все уже в прошлом, — голос Эрики дрогнул, но в нем отчетливо послышались металлические нотки. — Я не собираюсь винить его за прошлое, потому что сама не святая. И тебе бы не следовало. Не ты ли завел себе любовницу, когда мама умирала от рака? Я помню, как застукала тебя с ней в ресторане. Помню, как ты мне клялся: якобы та практикантка для тебя ничего не значила, ты был подавлен, от отчаяния закрутил с ней, желая отвлечься.
— Так это ты мне решила отомстить? — Полковник горько усмехнулся. — Связалась с этим, чтобы поквитаться… Чтобы меня побольнее зацепить… А то, что сама в грязи извозишься, это не страшно?
— Причем здесь месть? — прервала его девушка. — Я лишь прошу тебя оставить прошлое в покое, как когда-то оставила я. Теперь Дима — другой человек. Мы все, черт возьми, другие! Не святые и не грешники, просто люди! Он любит меня, пап. И я тоже его люблю.
Эти слова стали для Николая Степановича сродни пощечине.
— Любит? — вскричал он. — Господи, Эрика, а я ведь считал тебя умной! Когда до меня дошли слухи, я не поверил. Но сейчас… Ты защищаешь его? Очнись наконец! Этот подонок трахает тебя назло мне! Будь у меня две дочери, он бы поимел и вторую. Он плюет мне в лицо, а ты ему помогаешь. Что, так нравится быть его шлюхой?
Лицо Эрики вспыхнуло — теперь уже она почувствовала, как ее охватывает ярость.
— Нравится! — выкрикнула он. — Во всяком случае он — единственный мужчина, с кем я чувствую себя счастливой. И не льсти себе, думая, что всех вокруг заботит, что я — твоя дочь! Кто ты вообще такой? Если бы Лесков хотел отомстить, он бы внушил что-нибудь тебе! Ты для него — не противник! Ты…