— Ложись спать, правда. Уже поздно.
— Не настолько, чтобы оставлять тебя в таком состоянии.
— В каком, Дим? В каком состоянии? — внезапно голос девушки прозвучал резко. — Я нахожусь в этом «состоянии» с начала войны, и, учитывая нашу ситуацию, мне нужно разработать «эпинефрин», а не гадать, что обо мне думают посторонние, к которым случайным образом затесался мой собственный отец.
— Что он тебе сказал?
— Извини, дословно не записала, — Эрика снова посмотрела на Лескова, и теперь в ее глазах сверкнула ярость: — Господи, зачем ты задаешь мне эти вопросы? Хочешь, чтобы я повторила, какой ты ублюдок, и какая я дура? Или, может, я должна поделиться прогнозами о нашем плачевном будущем? Например, что ты бросишь меня, как дешевую шлюху, когда тебе надоест развлекаться. А надо мной будет смеяться вся Спасская. Чем не сюжет для дешевой мелодрамы?
Чуть помолчав, девушка устало добавила:
— Он считает, что ты трахаешь меня, чтобы позлить его. Ну и пусть считает, Дим! Мне плевать! Ради Бога, не надо его переубеждать. Вообще не разговаривай с ним. Забудь, как какую-то мелочь, которая не имеет никакого значения. Договорились? Пообещай, что ничего ему не скажешь?
Какой-то момент Дмитрий колебался, словно о чем-то задумался, а затем все же произнес:
— Обещаю.
На лице Эрики отразилось облегчение. Она не хотела на него кричать, но он начал задавать вопросы, на которые отвечать оказалось слишком трудно. Возможно, ей казалось, что если она не произнесет этого вслух, никакой ссоры с отцом не было. В этой комнате не звучали взаимные оскорбления, и Воронцов-старший никогда не поднимал руку на свою любимую умницу-дочь. И то, что Дмитрий пообещал не разбираться с ним, несколько успокоило девушку. Ей не хотелось переживать очередной скандал так скоро. Однако задумчивость, прозвучавшая в голосе Лескова, все же не показалась Эрике невинной.
— Главное, чтобы ты сама в данном случае не разделяла мнение своего отца, — произнес он, на что девушка устало улыбнулась. Она не ответила на его слова, лишь обняла за шею и ласково прижалась губами к его губам. Его тепло успокаивало и отгоняло неприятные воспоминания. И в этот момент Эрике до ужаса захотелось все бросить, все эти формулы и графики, чтобы забраться в постель и как можно скорее заснуть в его объятиях. Тогда этот день официально закончится и станет прошлым, о котором она постарается больше не думать.
Что касается Лескова, то сейчас, обнимая ее, он прокручивал в голове слова Полковника, а так же острые насмешки Ивана в адрес Эрики. Воронцову давно ненавидели, а за близость с «процветающим» возненавидят еще больше. Их пара в глазах местных жителей была какой-то злой карикатурой, и Бехтерев ненароком озвучил лишь малую часть тех слухов, которые клубились вокруг них. И если к нему, Дмитрию, люди стали относиться хоть немного снисходительнее, то про Эрику в открытую говорили, что она — стерва, которая приклеилась к заслугам Альберта и поэтому мнит из себя невесть кого.
Отчасти Воронцова была сама виновата: она либо вообще не общалась с коллегами, либо ругала их за нерасторопность. В особенности ситуацию обостряла Оленька, которую люди жалели за ее безобидность, а так же Оксана, которую на станции по-настоящему полюбили. Алюминиевая Королева была для людей своего рода идеалом: она отказалась от всего, лишь бы не опуститься до «процветающих», не жаловалась на судьбу и не кичилась своим происхождением. Все ее поступки показывали ее только с лучшей стороны, и в отличие от Эрики она была достойной дочерью своего отца.
Что касается Кати Беловой, то она, наверное, была единственной, кто не мела сор из избы. Она предпочитала решать свои проблемы один на один с обидчиком. И ей совершенно не требовалась поддержка толпы, которую ей так любезно попыталась организовать Оксана. Какое-то время назад Кате даже пришлось попросить девушку не рассказывать всем подряд о ссорах с Эрикой или хотя бы не упоминать ее, Катино, имя. Оксана ответила в свойственной ей манере, мол, стерв нужно ставить на место, однако просьбу Беловой все же выполнила.
Воронцова же спокойно закрывала глаза на перешептывания у нее за спиной, однако потом от души срывалась на тех самых болтунах, которые имели неосторожность что-то сделать неправильно. Само собой от этого отношение коллег к Эрике лучше не становилось. И, как только люди узнали, что она путается с «процветающим», все чуть ли не единогласно решили, что Лесков связался с ней только назло Полковнику. А Воронцова — лишь самодовольная дура, которую в любой момент позорно бросят…